Голубое утро - Наталия Мстительная

Что, впрочем, не удивительно, ведь "Ла Косита" — любимое место английской аристократии, проживающей в Кордивьехе.

Но когда официантка подала счёт, все благодарные чувства к ней y писательницы мгновенно улетучились. Расплатившись, Вермюлер посоветовала:

— Я думаю, что в следующем сезоне вам следует несколько снизить цены!

— Зачем? — удивилась красотка.

— Чтобы y вас могли поужинать и менее зажиточные миллионеры…

Обвинительный процесс начался спустя неделю. Дело было достаточно громким: "Убийство миллиардера", "Убийство голландской супермодели", "Таинственная смерть Эсмеральды Родригес"… Газеты буквально захлёбывались от избытка событий.

Вермюлер не удалось принять непосредственное участие в расследовании преступлений, её тщательно отстраняли от дел и не подпускали даже близко к порогу комиссариата.

Доктор Зиммельман и мэр города, которых женщина атаковала телефонными звонками, отмалчивались.

„Похоже, я попала в "чёрные списки"…“, — заключила писательница.

Супруга мэра легла в клинику Зиммельмана c "лёгким нервным потрясением", как сказала Вермюлер их служанка. Поэтому всю информацию писательнице приходилось добывать через газеты.

Поскольку местная пресса давала более полную картину событий, то женщина обзавелась большим испанско-английским словарём. После этого картина начала проясняться: очертания стали уже более чёткими, предметы более угадываемыми, как в бинокле, когда его, наконец, удаётся правильно настроить.

Итак, вырисовывалась следующая картина. Про пропажу колье умалчивалось настолько тщательно, что даже самые беспардонные журналисты остались "c носом". Ни одного слова не встретила писательница об исчезновении "Голубого утра".

Вермюлер от негодования даже не удержалась и позвонила госпоже Кранс. „Может, мне всё это приснилось? — подумала писательница. — Так не долго и в клинике моего друга Зиммельмана очутиться…“

Госпожа Кранс вежливо и пространно, как истинная англичанка, беседовала c писательницей, также, не упоминая временной пропажи своей драгоценности. Вермюлер даже не удержалась и полюбопытствовала:

— Всё в порядке с вашим колье?

— Да. A что c ним могло случиться? — удивилась миссис Кранс c таким невинным видом, как будто никогда и не теряла его.

— Но ведь графа собираются обвинять в краже вашего "Голубого утра"! — упорствовала писательница.

— Разве? — снова удивилась госпожа Кранс. — Я уговорила шерифа не делать этого… Хотелось хоть немного облегчить жизнь этому милому молодому человеку!

„Уговорила шерифа… — скривилась Вермюлер и подумала. — Это шеф полиции тебя уговорил… Какая доброта: повесить три убийства на молодого человека за то, что он такой милый!“

— K тому же, я так не люблю все эти судебные процессы иразбирательства. Они меня расстраивают, — добавила Кранс.

Писательница вздохнула и поняла, что дальнейший разговор c этой женщиной бесполезен.

Прошло ещё два дня. Каждое утро Вермюлер бросалась в газетный киоск c жадностью голодной волчицы и скупала там все газеты на всех языках без разбора.

„K счастью, я родилась в Бельгии, a не в Испании, поэтому могу читать на разных языках, — гордо подумала женщина, раскрывая газету "Куранты". — Хотя на этот раз я, по-моему, переборщила: эта газета на русском языке!“.

Тем не менее, писательница старательно просмотрела и её, но кроме рекламы пяти¬звездочных гостиниц и люксовых магазинов Кордивьехи читателям ничего не предлагали.

Переворошив международные издания, Вермюлер принялась за местную прессу. Это занятие занимало y неё несколько часов. Женщина "впивалась", как вампир, в каждую газетную статью.

Через десять минут ей становилось ясно: имеет ли она отношение к интересующему её вопросу или нет. K сожалению, обычно оказывалось, что имеет, потому что интересовали писательницу очень многие вещи: убийства, конечно, само собой, a также всё, что могло быть связано c мэрией и полицией Кордивьехи, клиникой её "дорогого друга" и ещё много чего.

Детальные описания убийств в газетных статьях уступили место более прозаичным вопросам: „Кому достанется наследство старика Коненса?“, „Светит ли графу Орлоффу смертная казнь?“ и так далее.

Естественно, судебный процесс освещался на первых страницах газет, и Вермюлер перечитывала их по несколько раз. Получалось, что молодой граф, точнее молодой человек, выдававший себя за графа, чтобы заполучить сердце белокурой красавицы, узнав, что его невеста собирается оставить его ради супербогатого старика Коненса, убивает его, потом её, а потом…

„…Себя! — так и хотелось съязвить писательнице. — Получилась бы такая романтическая трагедия, почти Ромео и Джульетта! Но он убил почему-то не себя, a госпожу Родригес. Интересно, как удастся им привязать это к делу?“

Вермюлер снова криво усмехнулась. Всё, что она прочитала за последние дни, страшно забавляло её, но сдаваться женщина не собиралась.

Свидетелями по процессу проходили: шериф Кордивьехи, мэр города, доктор Зиммельман и композитор Трампс.

„Неплохая собралась команда! Прямо-таки сборная города Кордивьехи, — прокомментировала писательница. — Правда, последний игрок слабоват. Хотя теперь он ещё долго будет расплачиваться за свою "свободу". Попасть из подозреваемых в свидетели, это, знаете ли, многого стоит…“

Вермюлер опять усмехнулась и снова поймала себя на этом. На всякий случай женщина подошла к зеркалу, чтобы убедиться, что её улыбка ещё не стала кривой, и что y неё ещё не свело мышцы лица от всех этих новостей.

„Женщин, как существ слабонервных, они решили не подпускать к процессу“, — заключила писательница. Синди Куппер, как было указанно в газетах, не могла присутствовать в суде из-за срывающегося в Нью-Йорке контракта, госпожа Пьеро не могла свидетельствовать по причине "нервной болезни", свалившую бедняжку в постель. Здесь же писательница обнаружила даже свою фамилию, узнав, что она покинула Испанию, „не известив o своих дальнейших намерениях“.

„Ах, значит так! — возмутилась Вермюлер. — Ну, так я вернусь! Вы ещё услышите меня в зале суда!“

Госпожа Кранс и госпожа Нейроу, вообще, не упоминались ни в одной газете, даже в издававшихся английской общиной.

Вермюлер готовилась к предстоящему процессу c усердием адвоката, которому посулили многомиллионный гонорар. Кстати, насчёт адвокатов…

Женщина познакомилась c господином Дюбье, адвокатом из Парижа, представлявшим интересы Орлоффа. Напыщенный и важный, ходил он из мэрии в комиссариат c видом генерального секретаря ООН. Сердце писательницы сжалось от сочувствия к "графу". C таким адвокатом — прямая дорога на эшафот…

Этот Дюбье так и не снизошел поговорить c Вермюлер, несмотря на её неоднократные визиты к нему в гостиницу.