Не верь, не бойся, не прощай - Сергей Майдуков

Зомби тоже, по-видимому, еще не очухался, потому что не выходил из «форда», чтобы поквитаться с обидчиком. Был не в состоянии, а может, элементарно сдрейфил. Евгений уже собирался продолжить путь, когда услышал резкий скрип тормозов.

К площадке с двух сторон подкатили полицейские машины с выключенными мигалками. Оттуда, как чертики из табакерки, стали выскакивать вооруженные мужчины в бронежилетах. Почти не перекликаясь, действуя слаженно и умело, они начали окружать зеленый «форд». В руках у них были пистолеты и укороченные автоматы.

Из своего укрытия Евгений увидел, как Клешня вылез из машины, держа мобильник возле уха. Бандит что-то кричал, и тут раздались выстрелы. Клешня задергался, как чучело, подвешенное на веревке и избиваемое невидимыми палками.

Пока одни полицейские добивали его, другие открыли огонь по машине. До ушей Евгения доносились звонкие шлепки пуль, пробивающих тонкий металл и стекла. Все было кончено в считаные секунды.

Евгений не стал дожидаться, пока полицейские начнут оглядываться по сторонам, выискивая возможных свидетелей, поэтому не увидел, как на место событий прибыл майор Рожков собственной персоной. Выслушав рапорт сержанта Кошкина, Рожков удовлетворенно хмыкнул и подмигнул младшему сержанту Юмашеву, который, повинуясь сигналу, приблизился к трупам и сунул им в руки пистолеты со спиленными номерами.

— Так, — сказал Рожков, — а теперь, сержант, давай протокол составлять.

— Легко, товарищ майор, — откликнулся бодрый Кошкин. — Короче, участники ОПГ преступного авторитета Колокола оказали вооруженное сопротивление наряду полиции, потребовавшему предъявить документы…

Рожков рассеянно кивнул, слушая подчиненного. Конечно, все именно так и было. Полицейские сами начинали верить в свою легенду. А как же иначе, раз она кочевала из протокола в протокол на протяжении многих лет?

Сознание Евгения работало как испорченный телевизор: оно подбрасывало отрывочные картинки, но больше рябило, «снежило» или вообще отказывалось показывать что-либо связное, погружаясь в темноту.

Нельзя сказать, чтобы Евгений был наивным мечтателем, верящим в братство, любовь и прочие светлые идеалы. Как-никак он отбыл достаточно длительный срок заключения, во время которого насмотрелся на то, что представляет собой царь природы, поставленный в трудные условия. Однако Евгений даже не предполагал, что, выйдя на свободу, столкнется с совершенно откровенным, наглым беспределом. На его глазах расстреляли и зарезали уже нескольких человек, его самого дважды пытались убить, и он вынужден был лишить жизни человека, чтобы спастись.

Все это походило на страшный сон, причем такой, от которого никак невозможно очнуться, что еще больше повергало Евгения в панику. Все попытки пошевелиться или закричать не имеют смысла. Ты можешь лишь бессильно наблюдать за угрозой, приближающейся к тебе, а в самый жуткий момент просыпаешься…

Не так ли умирают люди? Чтобы перенестись из одного кошмара в следующий…

Идя по ночной улице, Евгений спрашивал себя, жалко ли ему компанию Енота? Младшего лейтенанта Салазкина? Цепных псов антиквара Дальнопольского? Или хотя бы знакомых бандитов, Клешню и Зомби? Сердце молчало. Получалось, что нет. Не жалко. Никого из них. Совсем.

Означало ли это, что Евгений стал бездушным? Что он потерял способность сопереживать?

Чтобы убедиться в том, что он не стал совсем бесчувственным, Евгений начал думать о Марине, Антошке, Ольге Матвеевне. Бабушку было жалко до слез. Антошку хотелось немедленно обнять и поцеловать. Марину — тоже, но иначе. Она была женщиной, тело которой, казалось, создано таким хитрым образом, чтобы полностью соответствовать чувственным запросам Евгения. А вот характер Марины его не устраивал. Если бы можно было оставить ее тело и лицо, а в голову вложить другие мозги…

Предаваясь бесплодным мечтаниям, Евгений не заметил, как добрался до двора, в котором вырос и повзрослел. Остановившись, он покачал головой.

Ноги сами привели его сюда. Нет, не сами. Ими руководило подсознание. Оно решило задачу вместо Евгения. Он не мог вернуться к Марине, которая заявила, что не желает его видеть. Других вариантов не было. Не на вокзал же идти — там Евгения моментально арестовала бы полиция. Гуляя по городу, он хотел найти какую-нибудь укромную скамейку и провести на ней время до утра, но мозг нашел вариант получше. Он привел Евгения домой. Вернее, туда, где когда-то был его дом.

Евгений нерешительно прошелся по двору, отыскивая взглядом сохранившиеся приметы прошлого. Нет, прошлое не ушло безвозвратно. Оно все еще цеплялось за настоящее, не желая погружаться в небытие. Чтобы оживить это прошлое, достаточно было вспомнить о нем.

Чернел остов железной горки, вокруг которой они в детстве играли в догонялки. Уцелела скамейка, на которой мальчишки из их двора собирались по вечерам. А вон он, турник, отполированный некогда ладонями Евгения. И древний «москвич», заросший лопухами, ставший как бы частью природы. И толстенный клен. И даже оградка вокруг клумбы сломана в тех же местах, что и прежде.

Но многое изменилось. Стало больше гаражей и машин, заполнявших чуть ли не все свободное пространство. Появилась новая детская площадка — с песочницей, качелями, маленькой каруселью. И окна в домах теперь пластиковые. А входные двери — железные. Течение жизни не остановить. Люди стремятся к комфорту и безопасности. Интересно, к чему-нибудь еще они стремятся?

Подойдя к своему подъезду, Евгений некоторое время изучал кнопки кодового замка. Отыскав те, которые потерлись и по-особому блестели, он перепробовал несколько вариантов и наконец открыл дверь.

Пахло в подъезде не так, как раньше. Стены были выкрашены в другой цвет. Даже эхо отзывалось на шаги иначе.

Поднявшись на свою площадку, Евгений потоптался на месте, не решаясь позвонить. Его рука несколько раз поднималась и тянулась вперед, но потом снова бессильно падала и повисала вдоль тела.

Из этой двери много лет назад вынесли на носилках маму, и больше она домой не вернулась. Умерла в больнице, словно не желая видеть отца. А через сорок дней в их квартире поселилась другая женщина. Наверняка появившаяся в жизни отца раньше. Не она ли свела маму в могилу? Говорят же, что злокачественные опухоли возникают от сильных стрессов. А стресс был не шуточный. В ушах Евгения до сих пор звенел мамин голос, выкрикивающий: «Как ты мог, Саша, положить эту потаскуху в нашу кровать? Я же никогда здесь больше не усну!»

Отцу удалось ее успокоить. До следующего раза. А потом еще и еще.

Скрипнув зубами, Евгений утопил кнопку звонка с такой силой, будто вознамерился проткнуть стену пальцем. За дверью послышался незнакомый дурацкий щебет. «Птичник устроили», — зло подумал Евгений.

— Кто? — спросили за дверью.

— Я, — откликнулся Евгений. — Вы же на меня в глазок смотрите, Людмила Степановна.

— Женя?

— Вы впу́стите меня или нет?