Сломанный клинок - Кирилл Корзун

– И как ты себе это представляешь? – решила она нарушить затянувшуюся паузу. Если учесть, что сидели мы друг к другу спиной, разговор обещал быть… интересным. Невозможность видеть собеседника вынуждает более внимательно прислушиваться к его словам, интонациям, последовательности и построению предложений – так люди восполняют недостаток визуальной информации.

– Если честно, то никак не представляю, – соврал я, решив, что делиться с ней яркими образами гормональных надежд было бы глупо и неправильно. А предстать перед ней рассудительным лишний раз не повредит. – И оставлять всё вот так не хочу. Мне представлялось всё иначе, более плавно и не так быстро.

– Забавный вы народ – мужчины. Перекладывать ответственность на женщину… не стыдно? – вспылила Натали, и я отчетливо услышал, как зазвенел колокольчик интуиции, предупреждая меня – до пропасти один шаг.

– Стыдно, – кивнул я и продолжил гнуть свою линию. – Но до поцелуя всё было как-то проще. Я бы, может, даже и не решился на серьезный поступок. А теперь… закрыть глаза и сделать вид, что ничего не было? Тоже не по-мужски. Позвать замуж? Ты первая меня поднимешь на смех, да и я не горю желанием связывать себя узами брака. Дать тому, что есть между нами, окрепнуть и понять, чего мы оба хотим? Без тебя такие вопросы мне тоже не решить…

Говорил я в итоге долго, впрочем, автоматически продолжая переписывать старинный документ, оказавшийся, к слову, страницей из женского романа века этак семнадцатого. Увлекся монологом настолько, что упустил момент, когда она встала с места и подошла ко мне сзади.

– …единственное, чего мне бы на самом деле хотелось, – это хоть иногда проводить с тобой время. Наедине, раз свидания в таких местах, как кафе, набережная или театр, нам недоступны. Хотя нет, вру… не единственное, – наконец закончил я свою проникновенную речь и принюхался. Знакомые ноты жасмина и корицы приятно защекотали ноздри, и на доли секунды почудилось её прикосновение. – Ты и сама догадываешься.

О боги, как она засмеялась – звонко, искренне, с непонятным мне облегчением. Обернувшись на стуле, я смотрел на неё и недоумевал, что же именно её так развеселило.

– Ты – самый странный мой поклонник из всех, кто мне когда-то встречался и пробовал за мной ухаживать, – проговорила она, смахивая подступившие радостные слезы и продолжала: – Я не смогу ответить на твои чувства. А вот все остальное…

– Стоп. О каких чувствах ты сейчас говоришь? – задал я вопрос и замер, озаренный догадкой. – Ты думаешь, что тогда я хотел признаться тебе в любви?

– А разве нет?

Девушка даже отшатнулась от меня и сделала несколько шагов назад. Её лицо выражало недоумение и… разочарование, голос немного задрожал. А мне пришло в голову, что пора попробовать объясниться, иначе всё закончится, так и не начавшись:

– Ren’ai… Вот что я хотел сказать. Я же японец. У нас несколько слов, обозначающих любовь в разных её проявлениях. Трудности перевода всё же имеют место быть.

– А что это значит? Что ты имел в виду?

Этот её вопрос я оставил без ответа и вернулся к прерванному заданию, лишь только тихо пробурчал:

– Захочешь узнать – расскажу на первом свидании. А пока мучайся…

Мияги Риасу сонно потянулась в кровати и плавно, как кошечка, выгнулась, делая «мостик». Тонкое одеяльце скользнуло на пол комнаты с её юного, подтянутого спортивного тела и осталось лежать бесформенной кучкой, молча предаваясь унынию из-за своей участи, а девочка так же плавно опустилась обратно на кровать и вновь сладко потянулась.

Окно её комнаты было задернуто шторами, но даже не отодвигая их, она знала, что не увидит там ничего нового и примечательного для себя – всё те же одинаковые серо-белые параллелепипеды зданий соседних кварталов, образовывавших спальный район города, переполненные автомобилями в утренний час пик улицы и немногочисленных спортсменов, вышедших на пробежку с утра пораньше. Ей тоже следовало быть там, иначе…

– Нет, никакого иначе не будет. Увы, – тряхнула девушка копной растрепанных светлых волос и погрустнела. – Моё «иначе» сейчас слишком далеко. Как же несправедлива жизнь!!!

Продолжая лежать на кровати, она зажмурилась, вспоминая, как один неугомонный мальчишка приучил её к этим пробежкам по утрам. Приучил и исчез, унесенный ветром перемен в соседнюю, заснеженную и дико холодную страну. И без него тоже холодно. Холоднее, чем должно быть в декабре.

– Интересно, почему он так долго нам не пишет и не звонит? Или эти русские уже надели на него ушанку, научили пить водку и танцевать с медведями? – спросила Риасу пустоту и встала, не дожидаясь ответа на очень волновавший её вопрос. Выглянув в коридор квартиры, где проживала её семья, она прошла мимо комнаты сестры и от всей своей девчачьей души забарабанила в неё кулаками:

– Вставай, ленивая толстушка! Пора растрясти вечерние калории, иначе нас никто не возьмет замуж!!!

Тут девушка явно грешила против истины – самый придирчивый критик не смог бы отыскать на её теле ни капли лишнего жира, как и на теле её сестры-близнеца, отличавшейся от нее разве что цветом волос и самую малость характером.

– Не хочу замуж, – подала голос младшая сестра. – Точнее, хочу, но ему и так всё нравилось…

– Рисса, не депрессуй. Пошли на пробежку. Мы ему обещали, разве не помнишь?! – блондинка подключила ноги, и грохот от ударов в дверь поднялся невообразимый. Прервал её развлечение полный раздражения вопль отца:

– Нельзя потише? У меня один выходной на неделе, чертовки!!!

Запертая дверь почти сразу распахнулась, и из неё высунулась премиленькая голова в обрамлении каре ярко-синих волос, в унисон со старшей сестрой ответившая:

– Прости, па-а-а-ап! – после чего она уставилась на блондинку и спросила: – Ну, чего ты пристала? Не хочу я ничего. Завтра… или послезавтра…

– Значит, так, Рисса-тян, я тебе даю пять минут на все сборы. И если ты не будешь готова, выволоку тебя на улицу в том виде, в каком поймаю!!! – выдвинула ультиматум старшая из сестер Мияги и ушла в ванную, откуда вскоре вновь донесся её крик: – На твоем месте я бы переоделась. Там холодно!

Взбалмошные и похожие друг на друга, как две капли воды, сестры Мияги имели в старшей школе репутацию отчаянных девчонок, способных на самые безумные поступки. Единственный фактор, сдерживавший их последние годы, испарился как дым, и школа начала страдать как никогда до этого – сестры стабильно устраивали переполох, драки со старшими, пару раз организовывали бунты против школьной формы, и вели себя словно заправские революционерки.

Имея в свои семнадцать лет официальный ранг подмастерья, каждая из них уже могла защитить следующий и… не делала этого. Девушки фактически не стремились к обретению силы, продолжая тренировать и развивать дар скорее просто по инерции.

Семья Мияги последнюю сотню лет занималась ресторанным бизнесом, владея в Токио сетью из пяти кафе и двух ресторанов. Такой грамотный управленец, как их отец, смог неплохо развить семейный бизнес, получить покровительство одного из кланов и устроить своим дочерям учебу в одной из самых престижных школ столицы – Данашафу. Для простолюдина это было достижением, тем более что его дочери не отличались какими-то особыми знаниями и талантами в области высоких технологий.