Прежде чем ты уйдешь - Клэр Свотмен

Когда мы пустили по кругу овощи, я встала с места. И все взгляды устремились на меня.

– Ладно, хватит ходить вокруг да около. Я знаю, что мама уже сообщила вам мои… наши новости. – Я посмотрела на Эда, он неуверенно улыбнулся. – Но я не желаю портить сегодняшний день. Поэтому давайте сделаем вид, будто ничего не случилось, и насладимся обедом! Я вас очень прошу.

Над столом повисло напряженное молчание, но тут на помощь пришел папа. Взяв рождественскую хлопушку, он велел мне потянуть за конец. Я улыбнулась, хлопушка выстрелила, обстановка за столом разрядилась.

После этого мы практически не говорили о моей проблеме, но, когда я садилась в машину, родные пожелали мне удачи, и я была благодарна им за то, что они так сильно старались.

Затем наступил новый год, я отправилась к своему лечащему врачу получить направление на обследование. Мне сделали ультразвуковое сканирование и биопсию, после которой и остался маленький шрам. В больнице Эд держал меня за руку. Я была счастлива, что он рядом. Мама тоже хотела приехать, но я категорически отказалась:

– Все нормально, честное слово. Как только будут известны результаты, я сразу вам сообщу.

И даже сейчас, спустя более десяти лет, когда я знаю, какие результаты получила в тот день, при мысли о том, что придется снова через все это пройти, у меня начинает сосать под ложечкой. Да и вообще, кто его знает, будут ли результаты такими же!

Я вполне могла умереть раньше Эда. Осознание этого факта становится для меня настоящим шоком. Я сижу и тупо разглядываю кухню в нашей старой квартире. Меня всегда поражало то, как некоторые детали из прошлой жизни намертво застревают в памяти и через десять лет или даже через двадцать кажутся до боли знакомыми.

Это, например, отвалившаяся керамическая плитка, которую мы всегда хотели приклеить, и неработающая горелка на электроплите. Я знаю, что если открою подвесной кухонный шкафчик, то найду там семь-восемь разномастных кружек, коробку чайных пакетиков и банку растворимого кофе. А хороший кофе – кофе для кофеварки – хранится у нас в холодильнике. Лампочка холодильника мигает и очень скоро испустит дух. На деревянной столешнице – два въевшихся темных кружка в том месте, где мы с Джейн поставили бокалы, когда как-то вечером прилично набрались. В полу в районе стола не хватает половицы, и, если я поставлю стул не под тем углом, ножка провалится в дырку.

Все это мне хорошо знакомо, хотя я уже много лет живу в другом месте.

Но если разум человека играет с ним в странные игры, то мой – в еще более странные.

Царапая пол ножками стула, я облокачиваюсь на стол, чтобы встать. Всякий раз, как я просыпалась в своем прошлом, я обнаруживала, что мое тело было гораздо более молодым и сильным по сравнению с тем, каким оно стало в мои теперешние тридцать восемь. Раньше я не ощущала чисто физических признаков процесса старения, но теперь, когда появилась возможность сравнивать, я заметила, что стала менее гибкой и какой-то окостеневшей.

Да и вообще, я чувствую себя сейчас ужасно старой. Возможно, это из-за страха, а возможно, я реально больна, но я твердо знаю, что сегодня мне придется гораздо труднее, чем в тот последний день, который я, попав в прошлое, провела с Эдом.

Настенные часы показывают 9:00. Обычно в это время я уже на работе, но сегодня у меня выходной.

В квартире холодно, и я натягиваю на себя несколько слоев одежды: майку, футболку с длинным рукавом, джемпер, джинсы, толстые носки. Включаю радио, готовлю завтрак и механически пережевываю пищу за кухонным столом.

Позавтракав, мо́ю посуду и аккуратно ставлю ее на сушилку. Тщательно вытираю идеально чистые рабочие поверхности, а затем обвожу глазами кухню в поисках того, чем бы занять руки. До встречи с Эдом еще целых четыре часа, и мне нужно как-то убить время. Я понимаю, что больше не могу бесцельно слоняться по квартире, а поскольку в такой холод особо не погуляешь, остается только пойти в художественную галерею. В художественных галереях есть нечто успокаивающее. И не важно, что за картины висят на стенах – я вообще не разбираюсь в искусстве, – но это отличный способ отвлечься на пару часов, затерявшись в толпе туристов.

Час спустя я уже в огромном, похожем на пещеру вестибюле галереи современного искусства «Тейт модерн». За годы, прошедшие после сегодняшнего дня, я успела побывать здесь множество раз, не уставая удивляться масштабности этого места.

Примерно час я брожу по залам, рассматривая картины и инсталляции. У меня все плывет перед глазами, краски и структуры изображаемых предметов сливаются. Я, конечно, ни в коем случае не умаляю заслуг художников, создававших эти произведения, но для меня их картины – одно большое расплывчатое пятно, помогающее успокоить нервы!

Я спускаюсь в кафе, заказываю капучино и кусок морковного торта – слава богу, здесь нет никого, кто в курсе, что я ненавижу кофе! – сажусь за столик у окна и смотрю, как серые облака медленно плывут по хмурому лондонскому небу. На часах всего лишь 12:30, а на улице уже темно. Небо налито свинцовой тяжестью, такое чувство, будто вот-вот пойдет снег, и где-то в глубине души мне хочется, чтобы именно так и было.

Посидев еще немножко в кафе, я выхожу на улицу и останавливаюсь у парапета с видом на Темзу. Водная гладь усеяна редкими точками лодок. В темной воде отражается сумрачное небо, и река кажется бездонной. У меня невольно возникает мысль: а что, если взять и прыгнуть с парапета вниз, в ледяную воду? Но кого тогда унесет течением? Реальную Зои, которой суждено было, уснув в 2013 году, попасть в 2002 год, чтобы больше никогда не вернуться?

Нет, я не готова так рисковать. Да, Эда больше нет, и боль утраты еще не прошла, но у меня есть обязательства перед другими людьми: перед теми, кто нуждается во мне.

Бросив взгляд на часы, я быстрым шагом иду по мосту Ватерлоо, поднимаюсь по лестнице и бегу к метро «Эмбанкмент». Ровное постукивание колес поезда действует расслабляюще, и, когда через двадцать минут я оказываюсь на платформе станции «Арчуэй», на душе уже не так тревожно.

Я медленно бреду в сторону больницы Уиттингтона, где сегодня решается моя судьба. Вот и вход в больницу, но Эда пока что-то не видно. На улице ждать слишком холодно, и я, зябко кутаясь в пальто, иду с низко опущенной головой к дверям. И сразу попадаю из холода в приятное тепло. А затем замечаю Эда. Он стоит с курткой в руках возле витрины магазинчика при больнице и лениво изучает подборку журналов. Я с шумом ловлю ртом воздух и тихо радуюсь про себя, что в больничной суете никто не заметит столь бурного проявления эмоций. Эд выглядит чуть старше, чем во время нашей последней встречи, но все-таки потрясающе молодо. Волосы, ставшие чуть короче, по-прежнему сексуально падают на глаза. Одет он во все черное, словно пришел на похороны. В священном ужасе я смотрю на Эда долгим взглядом, а затем решительно направляюсь к нему. Мне необходимо почувствовать тепло его рук. Эд видит меня и, словно прочитав мои мысли, раскрывает объятия.

– Ты в порядке? – спрашивает он, и я молча киваю. – Тогда давай поскорее со всем этим покончим.