Ночные тени - Александр Горский

Выйдя на лестницу, оперативники спустились на пару пролетов вниз. Шедший первым Панин остановился, прижавшись плечом к стене. Малютин торопливо перепрыгнул через несколько ступеней.

– Григорич, ты что? Сердце прихватило? – попытался он заглянуть в глаза напарнику.

– Да ладно, оно у меня, как котел от паровоза, – отмахнулся майор, – пыхтеть будет, пока рельсы не кончатся.

– А я уж думал, тебя от воспоминаний так накрыло, – Денис облегченно выдохнул. – Оно ж, видишь, все не так плохо вышло. Оттуда вовремя уехали, здесь москвичами стали. Грех жаловаться. Мы чего стоим тогда? Пошли. Я думаю, стоит еще дворников потрясти. Может, они что видели.

– Подожди, – отозвался Панин и замер, прислушиваясь к доносящимся сверху звукам.

Этажом выше хлопнула дверь одной из квартир, затем послышались торопливые шаги бегущего вниз по лестнице человека.

– Ну вот, другой расклад, – удовлетворенно хмыкнул Михаил Григорьевич, явно не удивленный появлением Айлин, остановившейся несколькими ступенями выше. – Что, появилось желание сказать правду?

Айлин молчала, крепко ухватившись обеими руками за перила и уставившись куда-то в обшарпанную серо-зеленую стену.

– Ну же, девочка, – голос оперативника вдруг подобрел, в нем послышались ласковые, почти отеческие нотки, – я понимаю, ты думаешь, из-за тебя человек пострадать может. Так ведь это не так. Человек если и страдает, то исключительно за себя самого. За дурость свою. За злобу. За жадность. А из-за того, что кто-то о нем правду скажет, он пострадать никак не может, потому как правда, она и так существует, даже если ты ее сейчас не скажешь, она все равно никуда не денется. Только нам ее найти труднее будет, но мы все равно найдем, поверь мне.

– Я видела. Видела Мишу, – дрожащим голосом произнесла девушка и тут же всхлипнула, закрывая лицо руками.

– В четверг? – хладнокровно уточнил Панин. – В какое время?

Айлин кивнула. Растерев ладонями по щекам выступившие из глаз слезы, она взглянула наконец на оперативника.

– Когда из кино возвращалась. Я точно время не помню, но сеанс в половине второго закончился. Я тогда как раз на телефоне звук включала и время посмотрела. А до дома минут пятнадцать идти, не больше.

– Хорошо, – одобрил Михаил Григорьевич, – где вы встретились? На улице или уже в подъезде?

– Я, когда к дому подходила, увидела, что какой-то мужчина в подъезд заходит. Мне показалось, что это Миша. Я его еще окликнула, когда он дверь открыл. Только он не услышал и сразу в подъезд зашел. Но я в этот момент точно поняла, что это он. До подъезда еще метров двадцать оставалось, я их пробежала быстрей, потом по лестнице поднялась, гляжу, а он еще у двери стоит, с ключами возится.

– Быстро, однако, ты бежала, – хмыкнул Панин. – Что, так сильно догнать хотела?

– С чего вдруг? – вспыхнула девушка. – Я всегда так поднимаюсь, через несколько ступенек. Я же не старая, могу еще.

– Теперь понял, – кивнул оперативник. – Я-то сам староват уже, через две ступеньки прыгаю, только если спешу куда-то сильно, да и то потом одышкой мучаюсь. Так что получается, догнала ты соседа? Поздоровались?

Айлин неуверенно пожала плечами.

– Я поздоровалась. Даже спросить успела: «Ты тоже в кино ходил?»

– А он?

– А он как раз в это время дверь открыл, буркнул что-то невнятное, кажется, «привет», и в квартиру зашел.

– Что, сосед у тебя всегда такой немногословный? – решил принять участие в разговоре Малютин.

– Что вы, – улыбнулась Айлин. – Обычно он всегда спрашивает, как дела, что в школе интересного? Как-то раз даже мы у подъезда постояли немного, он такси ждал, а я, когда родители спустятся, он за это время мне даже про свой институт рассказать успел. Немного, конечно, но интересно было.

Айлин улыбнулась счастливой улыбкой ребенка, готового поделиться приятными воспоминаниями. Денис улыбнулся ей в ответ.

– А во что наш студент одет был, не припомнишь? Только не в тот день, когда он тебе про институт рассказывал, а в четверг, когда домой сильно рвался.

– Во что? – девушка на мгновение зажмурилась, должно быть, пытаясь представить возящегося со связкой ключей молодого человека. – Джинсы, куртка легкая такая, непродуваемая.

– Ветровка, – подсказал Денис.

– Ветровка. Темно-синяя, на улице она мне даже сперва черной показалось. А что на ногах у него было, я не помню. А это важно?

– Важно то, что ты уже много чего вспомнила, – отозвался Михаил Григорьевич. – Только теперь от тебя, солнышко, еще кое-что потребуется. Надо будет все, что ты сейчас рассказывала, повторить следователю под протокол.

– Прямо сейчас? – растерялась девушка.

– Может, и сейчас, – Панин взглянул на часы, – хотя время уже позднее. Давай-ка я сейчас сперва следователю позвоню. Может, мы все это дело до завтрашнего утра отложим.

Да, до сих пор среда

На всякий случай дернув дверь, Гена убедился в очевидном: не зная цифровую комбинацию на домофоне, в подъезд попасть невозможно. Так что надо было определиться, каким из двух самых простых способов предстояло воспользоваться. Самым очевидным представлялось набрать номер первой попавшейся квартиры и, представившись, попросить открыть дверь. Однако у этого варианта имелся один существенный недостаток. Насмотревшиеся сериалов и криминальной хроники граждане в самый неподходящий момент проявляли бдительность и настойчиво требовали предъявить документы, несмотря на отсутствие в домофоне функции видеосвязи, или же предлагали назвать служебный телефонный номер, фамилию непосредственного руководителя и адрес отделения полиции, в котором несет службу рвущийся в подъезд страж порядка. Все эти пожелания граждан, порой высказываемые в весьма эмоциональной манере, вызывали у Гены крайнее раздражение и страстное желание произвести задержание сразу всех жителей подъезда, но к его огорчению у него не хватало для столь массовой акции ни наручников, ни полномочий. Поэтому, как правило, Гена предпочитал находить телефон участкового и уже у него выяснять заветные цифры.

На этот раз Распашной не успел определиться с выбором. Щелкнул, открываясь, замок, дверь распахнулась и из подъезда, шумно пыхтя, выкатилась массивная фигура.

– Очень вовремя, – пробормотал оперативник, хватаясь за ручку еще не успевшей закрыться двери.

Уже войдя в подъезд, Распашной оглянулся. Открывший ему дверь толстяк, нелепо переваливаясь из стороны в сторону, шел, ритмично помахивая правой рукой, словно в такт играющей только для него музыке.

– Суслов! – во всю мощь рявкнул Гена и устремился в погоню. Толстяк никак не отреагировал на заполнивший весь двор и отразившийся эхом от оконных стекол вопль. Он все такой же странной развалистой походкой двигался по тротуару, продолжая дирижировать невидимым оркестром.