Возьми меня с собой - Патриция Филлипс

Сторож хотел было взять Дженни под руку, но она вывернулась и бросилась бежать в указанном сторожем направлении, перепрыгивая через горы отходов и ловко избегая льющихся сверху нечистот – народ выливал содержимое ночных горшков в канаву посреди улицы, не глядя. Сторож бросился следом. Дженни не знала, в ту ли сторону бежит. Круг света и стук деревянных башмаков о мостовую позади нее гнали Дженни вперед. Страх разоблачения, что неминуемо повлечет за собой обвинение в краже и отправку в место, схожее с тюрьмой Маршалси, где она уже имела счастье побывать, гнал ее вперед словно ветер. Споткнувшись о расшатавшийся камень, Дженни врезалась на бегу в закрытую ставнями витрину какой-то лавки и схватилась за железный засов, пытаясь отдышаться. Может, ей и повезло – она оказалась в переулке, где сторож ее не сразу найдет. Дженни подняла голову в немой мольбе и в свете горящего над входом в дом фонаря увидела вывеску с заветным словом «Данн» посредине.

Обивая кулаки о закрытые ставни, она колотила что есть мочи, взывая к дяде Уильяму:

– Дядюшка Уильям, откройте! Это ваша племянница, дочка Нэн! Откройте!

– Убирайся домой, пьяный дурак! – Лысая голова высунулась из окна второго этажа. – Что за безобразие, честным людям спать не дают!

– Дядя Уильям, это я, Дженни.

– Дженни?

– Да, дочка Нэн!

Вдруг из окна показалась вторая голова, на этот раз женская.

– Кто там?

– Дженни Данн.

– Может, Джон? На Дженни вы не тянете.

– Смотрите! – в отчаянии воскликнула Дженни и стащила шляпу с волос. – Видите – я не мужчина!

Из окна противоположного дома высунулись головы любопытных. Сверху раздался восхищенный присвист и пожелание познакомиться поближе.

– Эй, Пэт, да это правда женщина, – удивленно проговорил Уильям – Дженни специально встала под фонарь.

– Ты правда Дженни, племянница Уильяма? – горя возбуждением, спросила Пэт.

– Да, правда. Умоляю, пустите меня, за мной гонятся!

Обе головы исчезли. Дженни слышала, что они оживленно переговариваются. Наконец послышались шаги, и благословенная дверь отворилась.

– О, дядя Уильям, да благословит вас Бог! – со слезами воскликнула Дженни и упала в распахнутые родственные объятия.

Первые лучи окрасили восточную часть неба, когда Дженни наконец погрузилась в сон. Проснувшись в чистой постели на пуховой перине в гостевой спальне, выходящей окнами на Лебяжью улицу, Дженни зажмурилась, словно желая проверить, не снится ли ей все это. Она до сих пор удивлялась тому, как удачно все для нее сложилось. Дядюшка принял племянницу со всей душой. Сидя у камелька, Уильям и его жена Пэт, вздыхая и охая, слушали рассказ Дженни о ее злоключениях. Пэт не раз смахивала слезы с пухлых щечек. Дженни немного мучили угрызения совести по поводу того, что некоторые детали своих приключений она сознательно опустила. Но она легко успокоила себя тем, что поступила так, чтобы не слишком расстраивать своих сердобольных родственников. На душе у Дженни было легко, как никогда. Наконец она обрела покой. Здесь она могла чувствовать себя защищенной как от жаждущей возмездия мадам, которую Дженни так ловко провела, так и от ненавидящей ее Марты. Здесь она могла не опасаться мести Розы или жестокой страсти Мануэля, которая в последнее время стала тяготить ее.

– Ну что за красотка! – восхищенно воскликнула Пэт, любуясь новым, из голубой тафты, нарядом Дженни. – Никогда не думала, что твоя племянница так хороша собой.

На самом деле Пэт не уставала восхищаться внешностью Дженни с того момента, как новоявленную племянницу отмыли, причесали и одели в чистое.

– Спасибо, тетя Пэт. Платье такое красивое! – Серые глаза Дженни светились восторгом. Ее никогда еще так не баловали.

– Чепуха, ты достойна лучшего платья. Неужели ты могла подумать, что я выгоню тебя прочь, одетую в тряпье?

– Но, милая, – осторожно вмешался Уильям, – цена! – Его круглое лицо омрачилось думой – счета оплачивал он.

– Разве можно говорить о ценах, когда среди нас появилось такое чудное создание?! Да ты просто скряга, жалкий скряга!

– Пэт, зачем такие жестокие слова…

– Да, может быть, я выражаюсь слишком резко, но когда-то я должна была сказать тебе правду! Посмотри, как мы живем! Я хожу в старье. Шторы давно пора поменять, покрывала на постели тоже. Любовь моя, как бы горько мне пи было говорить такое о собственном муже, но от истины не уйти – ты скряга, Уильям.

Дженни незаметно улыбнулась. Всего лишь два дня она жила у родственников, а уже успела разобраться, кто в их доме хозяин. Маленькая пухленькая Пэт правила мужем железной рукой и никогда ни в чем себе не отказывала.

– Ты не заслужила новое платье, – обиженно сказала Долли, – я уже год в одном наряде хожу.

Дженни с самого начала невзлюбила семнадцатилетнюю сестру Пэт, которая помогала обслуживать клиентов в лавке. Если речь заходила о Долли, то ее иначе как бедной девочкой никто не называл. Долли относилась к той категории людей, которые никогда ничем не бывают довольны. Тощая и болезненная, она вечно шмыгала носом и чихала.

– Но я не могу всю жизнь ходить в мужском наряде, – резонно заметила Дженни.

– Откуда нам знать, что ты наша родственница? – гнусаво промямлила Долли.

– Неоткуда, поэтому придется тебе поверить мне на слово.

Посчитав разговор законченным, Дженни в последний раз бросила взгляд в зеркало, любуясь собственным отражением. Голубое платье с глубоким полукруглым вырезом, отделанным белым кружевом, плотно облегало фигуру до талии и ниспадало пышными складками ниже. Тетя Пэт подошла к выбору наряда весьма ответственно – все детали отделки и ткань выбирала сама, и результат превзошел все ожидания – платье эффектно подчеркивало статность фигуры; серые глаза Дженни приобрели оттенок голубоватого льда, а волосы сверкали червонным золотом на синем фоне. Под платье была надета батистовая кружевная рубашка, на ногах – туфельки из синей тафты, и чувствовала себя Дженни как настоящая принцесса.

Пэт едва исполнилось двадцать два года – Уильяму она вполне годилась в дочери, и за несчастье тратить свои лучшие годы на старика она требовала от бедняги Данна полной самоотдачи. Трехэтажный дом с лавкой на цокольном этаже был обставлен с некоторой даже роскошью. Дочь простого торговца тканями, Пэт всеми силами стремилась пробиться наверх, и ей это отчасти удалось. Пэт всегда была в курсе последних сплетен и знала, кому можно дать в долг, а кому нет. Дружеские привязанности никогда не мешали ее бизнесу. Если для дела человек переставал быть выгодным, Пэт рвала отношения без всякого сожаления. Такое абстрактное понятие, как мораль, никогда не принималось во внимание, когда дело касалось денег.

Сегодня утром Пэт вошла к Дженни в спальню в пеньюаре из шоколадного бархата с отделкой из ярко-желтого атласа. Чепчик из лимонно-желтого кружева покрывал пышные светлые кудряшки.