Влюбленные безумны - Наталья Андреева

Александра надеялась, что какое-то время ее маленькая тайна не выйдет из стен дворца и домашние не будут знать о ее беременности. Она хотела получить отсрочку тяжелого объяснения с Элен. Ведь родись у нее брат, графиня Безобразова потеряет всякое право на наследство отца, и ее дети тоже. Последствий Александра всерьез опасалась. Разумеется, Элен благородная женщина, врожденная аристократка, но в то же время она мать. И шансы ее самой во второй раз выйти замуж практически ничтожны, если у нее нет состояния или хотя бы видов на наследство.

И все-таки Александра была счастлива. Она станет матерью, после трех лет напрасных ожиданий, после того, как, казалось, всякая надежда уже была потеряна. Три года. Долгих три года. Теперь надо потерпеть каких-то восемь месяцев. Или даже чуть меньше.

«Господи, как долго!» – испугалась она. Ведь за это время столько еще может произойти!

Труднее всего оказалось скрыть тайну от Софи. Александра верно угадала: взамен своей дружбы Элен попросила ее присматривать за младшей сестрой. Большую часть времени, которое они проводили вдвоем, Софи клянчила деньги и должность для мужа.

– Сейчас я мало чем могу помочь тебе, – терпеливо объясняла сестре Александра. – Государь от меня отдалился, я уже не имею никакого влияния на него. Я даже для собственного мужа не могу попросить сейчас новый чин или орден.

– Почему же? – с любопытством глянула на нее Софи. – По-моему, ты хорошеешь день ото дня. Ты сейчас еще более красива, чем в тот день, когда я впервые увидела тебя после долгой разлуки.

Александра невольно смутилась. Беременность и в самом деле ее красила, на это недавно обратил внимание и цесаревич, посвященный в маленькую тайну графини Ланиной.

– Материнство вам необычайно к лицу, – глядя на нее с улыбкой, сказал он по-французски. – Вы радуете глаз своим присутствием при дворе, графиня. Не покидайте же нас так скоро.

Она была вынуждена пообещать его высочеству, что непременно будет на балу, который его отец даст в Зимнем дворце вскоре после светлого праздника Пасхи.

– Почему же ты вдруг разонравилась государю? – допытывалась Софи.

– У него… У него новая любовница, – нашлась она.

– Кто же это?

– Я не могу тебе сказать, это не моя тайна.

– Да кто же может с тобой соперничать? Ты просто не хочешь, – капризно сказала Софи. – Не хочешь попросить за моего мужа. Хоть как-то облегчить мое состояние. Ведь я так страдаю… Так мучаюсь… Я ведь ношу ребенка…

«Я тоже», – чуть не вырвалось у нее. Софи просто измучила ее своим нытьем и постоянным напоминанием о своей беременности, будто бы это был подвиг, на который только она одна и способна!

В другой раз Александра стала есть рыбу, которую специально попросила для нее приготовить. Ей вдруг захотелось чего-нибудь жирного, хотя едва принесли эту рыбу, от запаха сразу же стало мутить.

– Как, ты ешь рыбу? На Страстной неделе? – удивилась Софи. – У вас в семье что, не соблюдают пост? А вот Элен не только добрейшая, образованнейшая и великодушнейшая из женщин, она еще и набожна! И я считаю, что для дамы это одно из важнейших достоинств!

– Я устала слушать, как ты поешь дифирамбы Елене Алексеевне.

– Ты ей просто завидуешь.

– По-моему, это ты всем завидуешь, а больше всего мне. На этом вы с Еленой Алексеевной и сошлись.

– А ты на Страстной неделе ешь рыбу!

«Да, ем! Потому что я беременна, а беременные не постятся! – захотелось крикнуть ей. – Ты-то ешь мясо, причем каждый день! И постоянно требуешь деликатесов, ссылаясь на свое состояние!»

– Я… я не стану это есть… – отложив салфетку, она торопливо поднялась из-за стола. – И в самом деле: пост идет. Извините.

Она буквально выбежала из комнаты, такой сильной оказалась тошнота. Грудь болела, и казалось, распухла, будто искусанная пчелами. К тому же Александра сделалась капризной, раздражительной и порой с трудом себя сдерживала. Ей хотелось накричать на сестру или на графиню Елену Алексеевну, сказать им что-нибудь злое, гадкое.

На следующий день Александра застала свою камеристку в слезах.

– Что случилось, Вера? – мягко спросила она.

Камеристка только плакала и молчала. Александре с трудом удалось от нее добиться, что причиной этих слез была графиня Елена Алексеевна. Вчера вечером та вызвала к себе камеристку мачехи и стала задавать ей вопросы, какие порядочные люди никогда не посмеют задать.

– О чем же она тебя спрашивала? – допытывалась Александра.

– Ваше сиятельство, я не могу… – плакала Вера.

– Да говори ты, наконец! – потеряла терпение она.

– О женском…

Выходит, Софи что-то заподозрила. И тут же донесла Елене Алексеевне. А та принялась допрашивать несчастную камеристку.

«Она не посмеет мне навредить. Пока отец дома, Элен никак себя не выдаст. А что будет, если Алексей Николаевич опять уедет? Я останусь одна, с этими двумя фуриями, которые меня ненавидят, беременная. На кого же мне рассчитывать?» Ей стало страшно, инстинктивно она схватилась руками за живот.

– Ваше сиятельство, вы, выходит, и в самом деле… Ребеночка ждете? – уставилась на нее камеристка.

– Молчи об этом, слышишь?

– Да я за вас в огонь и в воду! – воскликнула Вера, схватив ее руку и горячо целуя.

– Когда я тебя попрошу, ты мне поможешь?

– Конечно, помогу, ваше сиятельство!

«На кого еще я могу рассчитывать?» – задумалась Александра. Рассказать все мужу она не посмела. Элен – его дочь, да и доказательств у Александры нет. В присутствии отца графиня Безобразова ведет себя так, будто они с мачехой лучшие подруги! Лицемерка! Впрочем, чего еще можно ожидать от женщины, вся жизнь которой прошла в высшем свете? Как ни ищи, здесь не найдешь настоящего чувства и не услышишь ни слова правды. Все лгут, притворяются, а под маской светской учтивости скрывают зависть, а порою ненависть, как в случае с графиней Безобразовой. От Элен всего можно ожидать.

… Прошел месяц с того дня, как Александра узнала счастливую весть. В начале мая был назначен концертный бал в Зимнем дворце, по названию зала, в котором он будет дан. В отличие от большого, николаевского бала, открывающего сезон, круг приглашенных на малые балы, концертный, а в особенности эрмитажный, был гораздо более узким, только придворные кавалеры и дамы да важные чины с женами, общим числом около семисот человек. Тут уж дамы вволю могли пощеголять своими драгоценностями и модными туалетами из Парижа, за которые опасались в огромной толпе, собирающейся на том же николаевском балу.

Они с графом получили два приглашения. В одном, для нее, был указан подъезд Их Императорских Величеств. Чтобы не возникло суеты и путаницы, на бал съезжались согласно чинам и занимаемым при дворе должностям, и Александре, как статс-даме цесаревны, назначен был соответствующий ее рангу подъезд, Алексей Николаевич же должен был войти во дворец через Министерский, с набережной. Дворцовый этикет на сей счет был строг.