Бог Галактики - Сергей Подгорных

– За козла ответишь, – в тон ему говорю я и, резко дернув, разрываю цепь наручников.

Пожалуй, я никогда не видел в своей жизни более круглых глаз, чем у Коляна, видевшего, как я разорвал наручники. То ли он поразился этому, то ли ему стало жаль наручники – я не знаю, но только у него было такое выражение лица, словно он увидел гремучую змею размером с панафри-канского слона.

Вырвав пожарную лопату из рук оторопевшего Коляна, я с силой метнул ее в того, кто держал в руках пистолет. Этого следовало нейтрализовать первым. Автоматчик вряд ли станет сразу стрелять, опасаясь попасть в своих. А этот вполне может засадить в меня пулю-другую, пока я бегу к сумке-броне.

Лопата пролетела десять метров, разделяющих нас, и с силой воткнулась в грудь бандита. Он, взмахнув руками, рухнул без единого звука. Бумажник отлетел в одну сторону, пистолет – в другую. Я рванулся к своей сумке. К тому времени Витек наконец понял, чтб держит в своих руках. Он понял, что это оружие. Наверняка ненашенское, импортное, но оружие. Уж в этом-то он знает толк. Вот и спусковой крючок.

Когда я подбежал к нему, он уже целился в меня и жал без устали на спусковой крючок. Откуда ему было знать, что я всегда ставлю автомат на предохранитель. Я в прыжке ударил его ногой, отправив надолго отдыхать, и, приземлившись, перекувырнулся, схватив автомат. Одна сотая доля секунды мне потребовалась, чтобы снять предохранитель и выстрелить в автоматчика на лесах. Одна сотая. Но тот, с "АКМом" опередил меня. Он выстрелил первым. И хотя тут же превратился в кляксу на стене, состоящую из остатков человеческих тканей, все же успел меня подстрелить. Пуля пробила грудь, пройдя навылет, сломала ребро и продырявила легкое. Отброшенный поначалу неведомой силой, я быстро пришел в себя. И вовремя! Остальные бандиты уже опомнились и открыли по мне огонь. Тот, что стоял рядом с джипом, выхватил из машины "АКС" и полоснул в мою сторону. Его я убил первым. Черная клякса человеческих останков обезобразила новенький джип. Второй, выпустив несколько пуль из пистолета, бросился бежать, петляя по пустому цеху. Мне хватило двух очередей, чтобы уложить его. Он взорвался от прямого попадания вместе с какой-то бетономешалкой.

Колян, как стоял в начале всей этой заварушки, словно статуя Свободы, с поднятой рукой, так и продолжал стоять. Витек валялся без сознания. Я подошел к трупу с лопатой в груди и выстрелом из "АКРа" разнес его на мельчайшие кусочки.

Подойдя к помертвевшему от ужаса Коляну, я сказал: "Ключи от наручников". Колян трясущимися руками вытащил ключи и отдал мне. Отбросив остатки наручников, я пошел и поднял свою куртку. Потом, не торопясь, стараясь не запачкаться в собственной крови, надел ее. Подобрав бумажник, сунул его во внутренний карман. После этого тщательно уложил автомат Крамера в сумку-броню.

Джип мне не подходил. Слишком приметный. Да и клякса, оставшаяся от его хозяина, выглядит неаппетитно. "Девятка" – мятая, и тоже не годится. А вот "шестерка" вполне мне подойдет. Неприметная, простая машина. И ключи в замке зажигания.

Сев на водительское сиденье, бросил на заднее сумку и дедов тулуп. Немного напряг память, вспоминая, как управлять этой доисторической повозкой. Легко вспомнил. Завел двигатель. Двигатель работал ровно, без перебоев. Поманил пальцем Коляна. Тот с излишней поспешностью подбежал к машине.

– Сейчас ты откроешь дверь, Колян, и я уеду. А ты навсегда забудешь, что здесь произошло. Запомни. Навсегда, – мрачным голосом сказал я и предупредил: – А если ты не забудешь или не дай боже будешь искать меня со своими дружками, то знай: во второй раз я тебя убью. Ты понял?

Колян торопливо кивал.

– И Витьку передай, когда очухается. Если, конечно, он очухается.

Когда я, развернувшись, подъехал к воротам, они уже были настежь открыты: Колян бегом постарался. На улице стояла кромешная тьма. Включив фары, я выехал в незнакомую темноту.

Перед Коляном я держался молодцом, не показывая, как мне больно, не думая о том, что натворила в моем теле пуля "Калашникова". Так было надо. Чтобы знал, с кем связался. Чтобы при следующей встрече меня обходил. Но едва я немного отъехал от цеха, боль дала о себе знать. Кожный покров и мышечные ткани зажили практически мгновенно, так что крови я потерял немного. Другое дело – внутренние повреждения. Этим стоило заняться. Нельзя затягивать. Скорее, скорее надо передать себя в ласковые руки автоаптечки.

Раздумывая над тем, где бы мне подлечиться, я, пропетляв несколько минут по лабиринтам заброшенных цехов неработающего завода, выехал неожиданно на одну из главных улиц города. Мертвый цех находился не так уж далеко от центральных городских магистралей. "Проспект Строителей", – прочитал я надпись на одном из домов, влившись в общий поток машин. Движение было в этот час на проспекте довольно интенсивное. Приходилось то и дело перестраиваться из ряда в ряд, обгонять другие машины, пропускать не в меру спешащих.

Я, кусая губы от боли, выискивал, куда бы свернуть, пытаясь вынырнуть из обильного машинного потока. Увидев какой-то проулок, я, резко подрезав недовольный моим маневром "КамАЗ", свернул. Здесь машин было поменьше, и я стал высматривать, где бы остановиться. Вдруг впереди мелькнул проблесковый маячок милицейской машины. Машина с надписью "Милиция" перекрывала мою полосу движения. "Черт, – вырвалось ругательство, – этого мне только не хватало". Резко разворачиваться на глазах у дорожной милиции я не рискнул. Могут заподозрить во мне нарушителя правил дорожного движения и, не дай бог, погнаться. Мне это сейчас совсем ни к чему. Хватит и того, что с местными бандитами сцепился. Хотя бы с милицией надо быть в ладах.

"Не буду дергаться, спокойно поеду, может, и проскочу", – решил я и, стиснув зубы, поехал дальше.

Подъехав поближе, я увидел, что милиция стоит не просто так. Совсем недавно здесь произошла авария. Дорожно-транспортное происшествие, говоря сухим языком милицейских докладов. Столкнулись два автомобиля. Лоб в лоб. Красные "Жигули" пятой модели и черный шестисотый "Мерседес". На "пятерку" было страшно смотреть. Она сплющилась, как консервная банка от удара молотком, даже от нескольких ударов молотком. Вряд ли кто-то при этом остался в живых.

А "шестисотый" хоть бы что. Немного, правда, помят капот да фары разбиты. Придется все же потратиться на ремонт, но не настолько много, чтобы разорить хозяина, который стоял, облокотясь на свою машину, и спокойно курил. Настолько невозмутимое у него при этом было лицо, словно не он попал в аварию, словно не по его вине погибли те, что были в "Жигулях", словно все вокруг происходящее его нисколько не волнует. То, что те, в "Жигулях", погибли по вине хозяина "мерса", было видно невооруженным глазом. Улица слишком узкая и слишком ограничен обзор дороги в этом месте. А "шестисотый" тем не менее пошел на обгон в этом узком месте и, не рассчитав своих возможностей, врезался в "пятерку".

Водителя "Мерседеса" я смог разглядеть получше, пока пропускал встречный поток машин. Хорошо одет, высокий, на лице небольшие усики. Весь такой холеный, прямо киноактер. Весь вид его говорил о том, что у него все в порядке, все без проблем. Все схвачено и за все заплачено. И за эту аварию тоже. А потому незачем зря волноваться. Зря тратить нервные клетки. Милиционеры говорили с ним вежливо-доверительно, почтительно называя "Сан – Саныч", а Сан Саныч снисходительно отвечал на осторожные вопросы. Помогал установить причину происшедшего. В меру своих возможностей, как добропорядочный гражданин. Поскольку тех, в "Жигулях", уже увезли, то и картина скорее всего прорисовывалась в пользу Сан Саныча.