Русская революция. Политэкономия истории - Василий Васильевич Галин

блок. Вы, гг., опять закрепостили нас, крестьян, снова загнали в крепостное право…»[534].

Против политики твердых цен в середине октября 1916 г. выступил министр внутренних дел А. Протопопов, который внес для утверждения циркуляр с предложением губернаторам «воздержаться от реквизиций и не стесняться запретами вывоза, если это потребуется для спокойствия губерний»[535]. Протопопов призывал к полному восстановлению свободы торговли[536], и требовал передачи продовольственного снабжения из Министерства земледелия в МВД. Против этого высказались только два министра — земледелия и просвещения. Однако после того как против высказалась и Бюджетная комиссия Государственной Думы, кабинет министров, не желая обострять отношения с нижней палатой, на заседании правительства 22 октября провалил предложение А. Протопопова[537].

Не менее острое противоборство шло и в Особом совещании по продовольствию, и в бюджетной комиссии Госдумы, где представители аграрного крыла прогрессивного блока нападали на своих либеральных союзников, требуя повышения цен и введения принудительных работ для крестьян (которые они сами цинично называли крепостным трудом)[538]. И в то же самое время они протестовали против регулирования хлебного рынка — предложений о введении карточной системы, называя ее «продуктом немецкой культуры, которую без нужды хотят навязать нам»[539].

Тем временем ситуация в городах продолжала стремительно ухудшаться. «Продовольственный кризис, — сообщал в своих донесениях сентября-ноября 1916 г. начальник отделения по охранению общественной безопасности и порядка в Петрограде К. Глобачев, — является исключительной и значимой причиной общественного ожесточения и недовольства… В данном случае имеются определенные и точные данные, позволяющие категорически утверждать, что пока все это движение имеет строго экономическую подкладку и не связано почти ни с какими чисто политическими программами. Но стоит только этому движению вылиться в какую-либо реальную форму и выразиться в каком-либо определенном акте (погром, крупная забастовка, массовое столкновение низов населения с полицией и т. д.). оно тотчас же и безусловно станет чисто политическим»[540].

Перебои с поставкой муки в столицы начались с ноября 1916 г.: среднемесячное потребление муки в 1916 г. в Петрограде составляло 1276 тыс. пуд., в ноябре в столицу было доставлено 1171 тыс. пуд.; в декабре — до 606 тыс., в январе–731 тыс. пудов[541]. В Москве суточная норма потребления белой и ржаной муки была равна 86 вагонам. Средний же суточный подвоз за декабрь давал всего 47 вагонов, а за январь — 39,5 вагонов[542]. В начале 1917 г. московский городской голова М. Челноков послал председателю Совета министров четыре телеграммы, предупреждая, что нехватка продовольствия «угрожает вызвать в ближайшие дни хлебный голод, последствием чего явится острое недовольство и волнения со стороны населения столицы».

Исполнение нарядов для других городов предфронтовой и северной полосы в ноябре-декабре, отмечал А. Шляпников, было еще более плачевным[543]. Из-за отсутствия зерна остановились мельницы в Царицыне, Тамбове, Нижнем и других местах. Из Иваново-Вознесенска сообщали в январе, что запасов муки в торговле у города нет. В других городах района положение было не лучше[544]. Например, в донесении о продовольственном положении на Мальцевских заводах говорилось: «с ноября 1916 г. испытывается острый дефицит продуктов — только ржаная мука, а муки пшеничной, крупы и пшена рабочие давно уже не едят. Выдаваемые рабочим рационы вынуждены постоянно сокращать… Продовольственный вопрос с каждым днем становится серьезнее и все более волнует рабочих»[545].

Начальник Воронежского губернского жандармского управления доносил губернатору, что 17 декабря 1916 г. рабочие завода Столля во время перерыва «как и всегда, бросились к ближайшим лавкам купить что-либо поесть, но ни в одной из них не было даже черного хлеба. Рабочие в этот день были совершенно голодные»[546]. В конце января владимирский губернатор сообщал, что сохранение спокойствия в губернии возможно только, если будет улучшено продовольственное снабжение: «Озлобление в некоторых, особенно фабричных, районах едва сдерживается. Забастовочное движение на фабриках приняло упорный характер и влечет за собой более чем тревожное настроение среди фабрикантов. Ореховские и ивановские фабриканты испытывают едва ли не панический страх за судьбу свою и своих предприятий»[547].

«Многочисленная мемуарная литература, — отмечают исследователи событий, — свидетельствует об отсутствии хлеба, огромных очередях у продовольственных магазинов в столицах. Тяжелым было положение и в других городах, даже на Черноземье, где в соседних с городами деревнях от хлеба ломились амбары. В Воронеже населению продавали только по 5 фунтов муки в месяц, в Пензе продажу сначала ограничили 10 фунтами, а затем вовсе прекратили. В Одессе, Киеве, Чернигове, Подольске тысячные толпы стояли в очередях за хлебом, без уверенности что-либо достать. В декабре 1916 года карточки на хлеб были введены в Москве, Харькове, Одессе, Воронеже, Иваново-Вознесенске и других городах — но по карточкам выдавали очень мало и нерегулярно. В некоторых городах, в том числе, в Витебске, Полоцке, Костроме, население голодало»[548].

В поисках хлеба в декабре 1916 г. было начато изъятие хлеба из сельских запасных магазинов, в которых деревенские общины хранили запасы на случай голода. Эта мера вызвала бурный протест крестьян и была отменена после того, как столкновения с полицией приняли массовый характер. Были введены надбавки к твердым ценам за доставку хлеба к станциям, но ничего не помогало, широко использовались угрозы реквизиции у не желавших продавать хлеб помещиков — но крестьянам грозить реквизициями не решались[549].

В декабре удалось выполнить лишь 52 % месячного плана, и почти весь этот хлеб пошел на снабжение армии. Что касается городов, то в конце января ЦК Союзов городов и земств, представил в правительственную Комиссию по снабжению меморандум, в котором говорилось, что «города получили лишь пятую и восемнадцатую долю поставок, причитавшихся им, соответственно, на ноябрь и декабрь 1916 г. Все запасы исчерпаны. В феврале хлеба не будет»[550]. Задания по снабжению гражданского населения были выполнены в январе 1917 г. всего на 20 %, в феврале — на 30 %[551].

«Очереди за хлебом стояли круглые сутки, и не каждый день в булочной продавался хлеб, — вспоминали москвичи, очевидцы событий января-февраля 1917 г., — Я сам видел, как человек умер в очереди, люди оттащили его в сторону, не уделив ему и десяти минут времени, и снова уткнулись в спины друг другу — дома ждали голодные дети. Случаи голодной смерти уже никого не удивляли»[552].

Проблемы с продовольствием дошли даже до армии, о чем свидетельствовала, например, справка главного полевого интенданта 16 декабря 1916 г. с предложением снизить ежедневную дачу хлеба с нормативных 3 до 2,5 фунтов[553], или решение совещания Ставки верховного главнокомандующего от 16–17 февраля