Красавица с характером - Шэрон Кендрик

Покачав головой, Эмбер выбралась из шезлонга.

– Ведь ты не способен на любовь, помнишь?

– До встречи с тобой, я думал, что мне недоступны многие вещи, словно не жил по-настоящему. – Он коротко усмехнулся. – Пойми меня правильно. Окружающим казалось, что у меня есть все для счастья: я зарабатывал больше денег, чем мог потратить, ел в лучших ресторанах, владел прекрасными домами, стены которых украшала бесценная живопись. Я мог путешествовать по миру, останавливаться в лучших гостиницах, переспать с любой понравившейся женщиной. – Коннел перевел дыхание, подыскивая слова. – Но я не хочу никакую другую женщину, кроме тебя. Они меркнут по сравнению с тобой, Эмбер, – сказал он с хрипотцой. – Ты казалась мне олицетворением всего, что я ненавидел в жизни, однако на деле оказалось, что нашел в тебе все, что больше всего ценю. Умная, независимая, гибкая, ты заставляешь меня смеяться, но иногда приводишь в ярость. Ты всегда бросаешь мне вызов, а я из тех, кто нуждается в этом. Поэтому…

– Что? – задыхаясь, торопила его Эмбер, пока он приближался к ней, чтобы обнять.

– До сих пор мы делали многое на публике и для публики. Но сейчас все происходит между нами и касается только нас. Хочу кое-что тебе дать, если ты ответишь на мой вопрос – только честно. – Голос Коннела прервался. – Ты любишь меня?

Эмбер наслаждалась моментом, заставляя его помучиться несколько секунд – он заслуживал урока. В конце концов, Коннел заставил ее страдать и должен понять, что это никогда не должно повториться. Впрочем, Эмбер не могла спрятать расцветающую на лице улыбку. Ее охватила невероятная, солнечная радость.

– Да, я люблю тебя, – просто произнесла она. – Люблю больше, чем способна выразить словами, мой упрямый и гордый ирландец.

– Тогда сделаю все как полагается, – сказал Коннел оглядываясь. Кроме озабоченно чирикающих птиц, вокруг никого не было, но их могли видеть из окон соседних домов.

– Давай найдем более укромное место.

Эмбер кивнула, и, сплетя пальцы, они вошли в дом и по скрипучим ступенькам поднялись наверх в ее крошечную спальню. Она наблюдала за лицом Коннела, выражавшим недоверие, удивление, восхищение, когда, оглядевшись, он подошел к мольберту с незаконченной картиной и принялся разглядывать яркие мазки зеленого и желтого с резкими черными акцентами.

– Ты снова рисуешь?

– Да, – тихо сказала Эмбер, – благодаря тебе. Вспомнила твои слова и поверила, что ты говорил от души, когда похвалил мои картины. Ко мне вернулась пошатнувшаяся самооценка, – улыбнулась Эмбер. – Пусть я никогда не смогу продать свои работы, а может, не захочу расставаться с ними, но ты заставил меня поверить в свои силы, Коннел, а это самое ценное.

– Надеюсь, ты сможешь оценить не столько материальную, сколько романтическую ценность вот этой вещицы, – пробормотал он, доставая маленькую коробочку из заднего кармана джинсов.

К изумлению Эмбер, он опустился на одно колено и протянул на ладони кольцо с огромным зеленым изумрудом в окружении бриллиантов.

– Ты выйдешь за меня снова замуж, Эмбер? Только на сей раз как полагается – в церкви в окружении друзей и родственников.

Глядя на сверкающее кольцо, Эмбер чувствовала себя принцессой, хотя Коннел однажды обвинил ее в том, что она ведет себя по-королевски. Но теперь все было иначе. Она поняла, в чем разница. Эмбер стала его принцессой и останется ей навсегда. Коннел изменил ее, но и она изменила его. Ему удалось немного приручить ее, а в результате самому привязаться к ней.

Эмбер глубоко вздохнула:

– Я выйду за тебя, Коннел, в любой день – сегодня, завтра, через месяц, через год. Я стану твоей женой, когда пожелаешь, потому что ты помог мне получить назад что-то очень важное, что, казалось, я потеряла навсегда. Ты вернул мне меня! – Она уже не скрывала слез. Раз уж она упрекала Коннела в том, что он скрывает эмоции, грех делать то же самое. Только через пару минут к ней вернулась способность говорить. – Ты дал мне понять, что я личность, а не пустая скорлупа, как мне казалось. Благодарю тебя от всей души. Это еще одна причина, почему я так люблю тебя, дорогой мой, и буду любить всегда.

Снежные хлопья кружились в ночном небе, как пушистые клочья ваты. Коннел смотрел в окно: белая пелена на глазах застилала землю толстым ковром. Через пару часов сад в Ноттинг-Хилле превратится в зимнюю сказку.

– Я думаю… – он повернулся к жене, которая расчесывала волосы перед зеркалом, – нам пора выходить.

Отложив щетку, Эмбер лениво улыбнулась в ответ.

– Через минуту. У нас в запасе еще много времени. Успеем, даже если снег не прекратится. Столик заказан на восемь. Поцелуй меня сначала.

– Миссис Девлин, ты просто терроризируешь меня, требуя поцелуи.

В глазах Эмбер мелькнула веселая насмешка.

– Не заметила, чтобы ты возражал.

– Признаюсь, что я смирился. Мне это даже нравится, – согласился Коннел.

Он отвел локон с лица жены и наклонился, чтобы поцеловать, испытывая, как всегда, удовольствие, смешанное с легким отчаянием. В момент поцелуя у него всегда просыпалось вожделение. Впрочем, в присутствии Эмбер, желание не покидало его. Они не уставали наслаждаться друг другом. Коннел благословлял день, когда впервые вошел в квартиру и увидел ее мирно спящей на белом диване среди царившего беспорядка после недавней вечеринки.

Коннел выполнил обещание жениться на Эмбер как положено – для него было важно соблюсти традицию. Венчание проходило в церкви недалеко от их загородного дома. Он медленно поворачивал голову, следя глазами за невестой, шедшей к алтарю ему навстречу, и сердце переполняли любовь и гордость. Эмбер выглядела сказочно в простом белом платье, венке из живых цветов и с летящей длинной воздушной фатой. Во время приема после церемонии Коннел шепнул ей, что из всех женщин на планете она больше всех заслуживала белоснежный наряд. Когда Эмбер не удержалась и поддразнила его, он признался в чувстве особого удовлетворения оттого, что он – первый и единственный мужчина в ее жизни, с которым у нее были интимные отношения. Эмбер, хоть и упрекала его в старомодной морали, в глубине души тоже гордилась этим.

Загоревший, заметно похудевший Амбруаз успел вернуться из ашрама к брачной церемонии. Его глаза сверкали юношеским задором, когда он объявил, что влюбился в учительницу йоги. Она собиралась присоединиться к нему в Англии после того, как получит необходимые документы. Эмбер слегка приподняла брови, но позже сказала Коннелу, что поняла простую истину: живи и давай жить другим. Никому не дано право судить. В конце концов, именно Коннел открыл ей глаза на несомненные достоинства отца, хотя он, как и любой, не лишен недостатков и слабостей.

Члены семьи должны держаться вместе, даже если отношения складываются не всегда гладко, думала Эмбер. Она уговорила Коннела разыскать родственников матери. Мир изменился – никто не осуждал его за то, что взрослый мужчина не знает, кто его отец. Несколько теток Коннела были еще живы, кроме того, у него нашлось много племянников, горевших желанием встретиться с ним, поэтому в свадебное путешествие Коннел и Эмбер отправились в Ирландию.