Затворник с Примроуз-лейн - Джеймс Реннер

– Что?! – крикнул Эверетт.

– Воняет!

– Что это?

В свете фар отец медленно подошел к мешку и пнул его ботинком. Тот покачнулся, но устоял. Он пнул его снова, и на этот раз мешок едва не повалился. Но когда отец пнул его в третий раз, предмет вдруг ожил. Эверетт увидел, как черное привидение изготовилось для прыжка, в упор глядя на отца красными глазами. В этот миг оно действительно было похоже на лягушку – зеленовато-черная кожа, широкая влажная сплющенная морда с дырочками вместо носа и щелью вместо рта. Щель раскрылась, и из нее вырвался крик совершенно человеческого страдания. Существо подняло перепончатую лапу, покрытую стекающей на дорогу черной пеной.

Отец наставил на него револьвер, но лягушачье чудовище выхватило его из руки полицейского и забросило в лес. Затем потянулось к поясу, и тут Эверетт заметил металлический стержень, висевший на чем-то вроде ремня. Чудовище выхватило стержень из-за пояса – и он засверкал бело-голубыми искрами и зашипел, как фальшфейер. Вокруг разлился тошнотворно-приторный запах люцерны. Все, что мог сейчас видеть Эверетт, – это спину отца в слепящем свете волшебной палочки чудовища.

– Папа! – закричал Эверетт.

Свет неожиданно погас, и Эверетт начал всматриваться в темноту, пытаясь разглядеть отца, но после яркого света ничего не видел. Он почувствовал, что машина, перекосившись, просела, и понял, что человек-лягушка уже внутри, рядом с ним, и разинул пасть, чтобы впиться ему в горло.

– Эверетт.

Отец. Да, это его отец. Вот он забирается на водительское сиденье и закрывает за собой дверь.

– Эверетт, – опять сказал отец.

– Папа? – сквозь слезы проговорил Эверетт.

И тогда отец упал на руль. В ночной тишине тоскливо завыл гудок. Эверетт отстегнул свой ремень и усадил отца. Он был холодным, кожа посерела, глаза закатились. Рука вцепилась в грудь. Три года назад врач предупреждал Эверетта-старшего, что пора завязывать с выпивкой и с красным мясом, иначе в один прекрасный день сердце может не справиться со стрессом, бляшки закупорят сосуды – и пишите письма. Тот ответил, что самый страшный стресс, который может случиться с шефом полиции Лавленда, – это парад в День поминовения. Знай он о существовании людей-лягушек с лазерными палками, послушался бы доктора.

Эверетт был обречен вечно носить в себе позорную вину за смерть отца. Хоть он и состоял в местном отряде скаутов, но пропустил июньский сбор, на котором ребят учили делать искусственное дыхание и массаж сердца. Эверетт нарочно прогулял занятие – подумаешь, скучища.

В конце концов он сообразил вызвать помощь по полицейской рации в машине. Но перед этим долго сидел, баюкая отца, прижав его голову к своей груди и гладя по щеке, как тот, бывало, баюкал его маленького.

Когда приехал Хорас, чудовища уже не было. А когда Эверетт рассказал, что случилось с отцом, никто ему не поверил. Легче представить, что психика мальчика не выдержала зрелища скоропостижной смерти отца. И что мальчику легче обвинить в этом человека-лягушку, чем закупорку артерии.

На самом деле винить он должен был писателя по имени Дэвид Нефф.

– Ваша честь, штат вызывает для дачи показаний Дэвида Неффа.

Элизабет сжала руку Дэвида. Помощник прокурора Брайс Руссо, седой кучерявый пузан, закаленный ветеран уголовного суда, дружески похлопал его по плечу и указал на место для свидетелей.

– Как вы, нормально? – тихо спросил он.

– Все хорошо, – ответил Дэвид.

Он сел справа от судьи и оглядел зал. Руссо принялся долго и мучительно копаться в своих записях, хотя на самом деле тянул время, позволяя присяжным лучше рассмотреть лощеного молодого писателя-интеллектуала – человека, непохожего на их собственных детей или племянников.

Присяжные, сидевшие в два ряда вдоль стены, выглядели как наспех созванное собрание «Анонимных идиотов»: толстая старуха – водитель школьного автобуса; тощий негр, одетый в рубашку поло явно с чужого плеча и изо всех сил старавшийся не заснуть; детектив-любитель, он же продавец из зоомагазина, которому судья Джеральд Сигел уже сделал замечание, требуя не гримасничать во время выступления коронера. Ближе всех к Дэвиду сидела остроносая женщина – она преподавала обществознание в начальной школе и казалась толковей остальных. Наверняка ее и выберут старшиной присяжных. С самого начала старайтесь смотреть ей в глаза и улыбайтесь, инструктировал Дэвида Руссо.

Он поймал ее взгляд из-под бифокальных очков и изобразил улыбку. Она никак не отреагировала.

Дэвид переключился на зал. Низкие потолки, обшитые дешевыми панелями стены… Слева сидела Элизабет, рядом с ней – его отец, чувствовавший себя явно неуютно в позаимствованном у сына костюме. В конце зала стоял дядя Айра. Руссо все еще рылся в коробке с полицейскими отчетами. Напротив Дэвида сидел Райли Тримбл – тот самый Райли Тримбл, которого Дэвид своим журналистским расследованием отправил за решетку. Он выглядел простачком, но это была лишь маска. Этот сельский житель очутился в Кливленде, в чужой для себя стихии, не просто так – учитывая обстоятельства преступления, слушание дела перенесли из округа Медина, большинство жителей которого питали слабость к суду Линча. С обеих сторон от Тримбла расположилась команда его адвокатов, возглавляемая Терри Сайненбергером, в недавнем прошлом – помощником федерального прокурора. С той поры за ним закрепилась слава защитника самых богатых бизнесменов Кливленда, включая Скотта Шика по прозвищу Супермен, в 1999 году обвиненного в подкупе инспекторов, которым он давал взятки, чтобы они закрыли глаза на выброс канцерогенных веществ в воду Кайахоги. Позади Сайненбергера – головастого здоровяка с лысиной, покрытой нежным загаром, – Дэвид, к своей досаде, увидел семью убитой Сары Крестон. Мир сошел с ума, подумал он, если они поддерживают Тримбла. Детективы округа Медина внушили им, что их дочь убил Брюн, а Дэвид свалил преступление на Тримбла, лишь бы заработать денег и прославиться.

Руссо перестал суетиться и с желтым блокнотом в руках повернулся к Дэвиду. В блокноте не было ничего особенного, но он представлял собой необходимый предмет реквизита, чтобы произвести впечатление на присяжных. Все они смотрели «Закон и порядок», и все ждали, что в суде все будут с желтыми блокнотами, а анализ ДНК сделают за двадцать минут (а не за полгода, как пытался им объяснить коронер округа Медина).

– Назовите ваше имя.

– Дэвид Джозеф Нефф.

– Где вы работали в две тысячи седьмом году, Дэвид?

– Репортером в «Индепендент», крупнейшей альтернативной газете Огайо.

– Разъясните, пожалуйста, что такое альтернативная газета.

– Я сам пытаюсь в этом разобраться, – сказал Дэвид.

Держитесь непринужденно, предупреждал Руссо. Но в горле у Дэвида пересохло. Как бы не раскашляться.