Астроном - Яков Шехтер

Произойди все это наедине, возможно, участь Исая оказалась бы иной, но возле постели стояло несколько рабов опочивальни, регулярно поставляющих мне аналогичные услуги, и оставить такой поступок без последствий было бы в высшей степени непедагогично. Как хороший хозяин я был обязан проучить негодного раба и его примером устрашить и воспитать остальных.

После долгих размышлений я решил посвятить мальчишку традиционным богам домашнего очага. Честно говоря, о древнем обычае ритуальных жертвоприношений я только слышал от стариков, но разузнать все подробности ритуала не составило большого труда. Спустя несколько дней, я собрал рабов и клиентов перед домашним храмом на склоне Яникульского холма и специально нанятый жрец приступил к выполнению обряда.

С утра дул холодный восточный ветер, потом зарядил частый дождик. Мальчишке, лежащему голым на камне жертвенника было холодно. Его кожа покрылась мелкими пупырышками, но он молчал, словно набрав в рот воды. Не знаю, как бы я поступил, взмолись он о пощаде или расплачься, но он молчал, подчинив себя власти своего сумрачного божества.

Жрец, кстати, потребовал за свои услуги изрядную сумму. Ты ведь знаешь, стоит человеку оказаться в их власти, как они поднимают цену до небес. Можно подумать, будто у ворот храма стоит очередь желающих принести такое жертвоприношение! Это они должны были заплатить мне за возможность выполнить столь редко выпадающую работу.

Перед началом процедуры я поговорил со жрецом, выспросив подробности ритуала. Жертве полагалась сначала перерезать горло, потом вскрыть живот, извлечь внутренности и отдельно воскурить на алтаре. Не знаю, какая муха укусила меня в то утро, вероятно от сырости прокушенная щека болела особенно сильно, но я попросил жреца не убивать Исая, а, слегка надрезав шею, только пустить кровь. Мне хотелось услышать его мольбу о пощаде.

Но он молчал, маленький негодяй! Я стоял возле жертвенника и следил за всеми подробностями. Когда нож жреца надрезал кожу его горла, он вздрогнул и посмотрел на меня. Наверное, мальчишка подумал, будто я решил его попугать, устроив небольшое представление. Однако когда нож рассек живот, и пальцы жреца проникли в брюшную полость, Исай понял, что время шуток прошло. Его тело затрепетало, он попытался выгнуться дугой, но веревки не пустили, глубоко врезавшись в плоть. И закушенной губы потекла кровь, но он молчал, храня верность своему Богу. Застонал он, когда жрец обхватил пальцами печень и сильно потянул на себя. Внутренности у мальчишки держались крепко и чтобы вырвать печень, жрецу пришлось немало потрудиться. Вот тут Исай, наконец, заверещал. Жалобно и тонко, как побитый щенок. Подай он голос немного раньше я бы, скорее всего, отменил жертвоприношение. Но сейчас остановка уже не имела никакого смысла.

Вырвав печень, жрец поднял ее высоко над головой, посвящая наблюдающим за нами богам. Струйки крови стекали по его обнаженной руке, застревая в густых волосах. Исай хрипя, дергался на жертвеннике. Я думаю, в этот момент сознание уже оставило его. Но даже если не так, мучиться ему оставалось недолго. С поклоном возложив печень на алтарь для воскурения, жрец двумя рывками вырвал из мальчишки сердце.

Стойкость Исая навела меня на некоторые мысли. Я приказал поставить ванную с горячей водой перед окном залы и провел в ней несколько часов, размышляя о случившемся. Немного сетийского вина в хрустальном стаканчике, вид на Рим, приятная истома прогретого тела.

Почему меня так разозлила стойкость раба? Ведь та же черта характера, проявленная при других обстоятельствах и другим человеком, как, например Сцеволой, приводит нас в восхищение. Думаю, что человеческие качества не существуют сами по себе, их нельзя заранее, вне конкретной ситуации и места, определить как хорошие или плохие.

Доброта по отношению к рабам вредна, она портит их, и, в конечном итоге, только усложняет им жизнь. Трусость в некоторых обстоятельствах превращается в разумную предусмотрительность, а милосердие – в расточительство. Верность Богу у Исая проявилась как примитивный фанатизм, но в культурном и просвещенном обществе Рима, она могла бы обратится в поднимающую душу жертвенность. Без конца упрекающие нас морализаторы делают одну и ту же ошибку: им хочется привести всех к некоему сочетанию качеств, какое представляется им совершенными, забывая о том, что качества эти могут диаметрально меняться в зависимости от человека и ситуации. В итоге, каждый должен судить себя сам, зная, что есть в его случае добро, а что зло, и действовать в соответствии с этим судом. Единственное условие, которое необходимо соблюдать, дабы общество не превратилось в стаю рвущих друг друга волков – суд должен быть честным. Да, судить себя нужно честно и это главное правило, которого следует придерживаться в вопросах этики и морали.

Вот, собственно, и все, моя несравненная и далекая госпожа. В знак любви и грусти посылаю тебе киньяр домашнего вина. Помнится, ты смеялась, что на моей давильне трудится целая деревня. На сей раз и я надел короткую тунику и прыгнул в чан вместе с другими работниками. Рабов я выгнал и вместо них поставил молодых рабынь. Вино, выжатое их нежными пятками, отличается особенно мягким вкусом.

Представь: громадный чан из черного базальта, белые ноги девушек, молодые груди, слегка подрагивающие в такт движениям ног. Я велел рабыням раздеться и получил двойное удовольствие: от крепкого духа раздавливаемого винограда и от юной красоты работающих рабынь.

К вину прилагаю франкского раба мальчишку. Я купил его неделю назад, он невинен и чист, и поверь, мне стоило немалого труда сохранить его в таком состоянии. Только мысль, что он достанется тебе, помогла мне сдержать порывы чувств. Однако поторопись вдохнуть первый цвет, пока старый жирный боров, твой муж, не нанизал мальчишку на себя, как это случилось с моим предыдущим подарком.

Возвращаясь к Исаю, хочу заметить, что и ты, отчасти, виновата в его смерти. Твое упорное нежелание вернуться в Рим, лишающее меня радости наших свиданий, послужило причиной моего раздражения. Вернись, прошу тебя, мне так не хватает ночей в укромном домике возле Свайного моста!

Твой друг и, надеюсь, возлюбленный,

всадник Децима Симмах».

– Значит, это не случайность, – Кива Сергеевич покрутил головой. – Честно говоря, я рассчитывал, что тебя оставят в покое.

Он встал со стула и несколько раз прошелся по мастерской, бормоча себе под нос: не случилось, не случилось, наша кошка утопилась…

Миша терпеливо ждал. Какое отношение имеет утопившееся животное к случаю на железнодорожном вокзале, он пока не понимал, но был уверен, что скоро все прояснится.

– Тут есть приятные и неприятные стороны, – заговорил Кива Сергеевич, остановившись напротив Миши.

– Приятная состоит в том, что ты, судя по всему, обладаешь очень большим потенциалом. Не просто большим, а значительным. Настолько значительным, что солнцевики, отбросив в сторону маскировку, занялись тобой, чуть ли не с первых шагов. Родиться талантом, – Кива Сергеевич грустно усмехнулся, – завидная участь. Многие бы отдали все на свете, чтоб оказаться на твоем месте. Таланту завидуют, видя только положительные стороны и совсем забывая про отрицательные. А они существуют, и до того реально, что многие таланты с радостью избавились бы от дара и стали обыкновенными людьми.