Большая книга ужасов – 35 - Мария Евгеньевна Некрасова

даже рискнула прийти в школу и в музыкалку, выдав себя за Юлькину бабушку, чтобы списать учебный план. Наплела, что Юлька в санатории с матерью… И никто из учителей музыкалки ее не узнал! Марлидовна приглядывалась подозрительно к знакомым бородавкам, а потом утащила Надежду к себе в кабинет поговорить о Юлькиных перспективах. Вышли они уже под ручку, смеясь и перешептываясь, как лучшие подруги. Надежде Марлидовна даже разрешила посещать некоторые уроки, чтобы записывать и пересылать задания Юльке в санаторий.

И она приходила! Я часто видел ее то в зале за инструментом, то в классе за партой. Она даже рвалась отвечать. Конечно, учителя не спрашивали (бабушка пришла, ребенку списать задание), но когда Надежда очень просила, отказать не могли. Она очень легко вписалась в нашу жизнь, даже шепталась с девчонками на переменках.

Однажды в зале Надежда уселась на мою гитару. Я назвал ее на «ты» и «корова» и понял, что что-то не так в нашей школьной жизни. Она к тому же не обиделась и пообещала, что знакомый гитарный мастер сделает мне новенькую, еще лучше… Гитару я одолжил у Димки, старую, да так и играл на развалюхе до выпускного, всякий раз вспоминая Надежду и ее мастера.

Юлька к тому времени уже почти перестала выходить на связь. К телефону и к двери почти всегда подходила Надежда и всякий раз находила повод Юльку не подзывать. «Занимается» – как же, как же. Я писал Юльке в «аську», но она отвечала через раз и как-то странно. Больше всего меня угнетало, почему она не волнуется о своей матери. Говорила, что они созваниваются и списываются и что она скоро приедет. А я тем временем забирал их почту, отдавая Надежде в школе газеты и счета. Уж письмо бы от матери не пропустил! Хотя, может, они правда списывались по электронке. Все равно было неспокойно. Я пытался Юльку образумить, но она не реагировала. То есть вообще, как будто не видела моих реплик в «аську» или видела что-то другое, потому что иногда отвечала невпопад.

Мы сами пробовали найти ее мать: пробили по Интернету все места отдыха под Ярославлем, над Ярославлем и вокруг. Получилось немного: я обзвонил все за пять минут и выяснил, что Юлькиной матери там нет. Леха решил пойти дальше и стал искать по всем санаториям в радиусе тысячи километров от Москвы. У нас это уже стало видом досуга: собраться вечерком, обзвонить пяток санаториев. Потом, правда, Лехина мать и моя получили счета за междугородные переговоры, и лавочку пришлось прикрыть. Мы, конечно, объяснили про Юлькину маму, но вы же знаете, что говорят в таких случаях: «Не вмешивайся, если созваниваются, значит, все в порядке».

Юлькиной питерской тетке я тоже звонил: у нее сестра пропала, а она не чешется. Долго звонил, наверное, до весны. Так ни разу и не дозвонился. Наверное, Юлька мне дала неправильный телефон, она за этот год совсем сошла с ума.

А вообще год был как год. В школе про Юльку давно бы забыли, если б не Надежда. Она прилежно списывала задания, и я ждал, что к зимнему зачету или хоть летом на экзаменах Юлька все-таки появится. Но к весне увидел ее в списках на отчисление.

Новую солистку мы так и не нашли. Чтобы отбрехаться от Надежды, которая всерьез решила занять это место, пришлось все переделывать под мужской вокал. Сперва было непривычно, а потом даже понравилось.

Пашка цапался с Марлидовной из-за своих вечных прогулов, Димка цапался с Лехой из-за Лехиного занудства, Леха не цапался ни с кем, а просто орал на нас, когда ему что-то не нравилось в исполнении. Я в очередной раз нахватал трояков и ухитрился за один январь порвать десяток струн. В общем, год был как год. Стремительный и занудный одновременно. Когда Надежда сбацала нам про волка и овцу, я только и осознал, что он прошел.

Глава VIII

А днем она была прежней

Где находится этот чертов санаторий, Надежда мне так и не сказала. Мама тоже не сказала: когда она все-таки позвонила, связь была такая, что и не поговорили толком. Но я хотя бы успокоилась. Надежда пообещала, что мама вернется через недельку, когда я сдам зачет. Ну и сама она тогда поедет со мной в Питер. Иногда мне казалось, что не очень-то ей туда хочется, в этот Питер, уж больно дотошно она спрашивала меня во время очередной попытки сдать зачет. «Ты можешь лучше, иди еще позанимайся», «Любому из твоих друзей я бы поставила за это пятерку, потому что для них это потолок. Тебе же и тройки много, ты способнее, напрягись».

И я напрягалась, чего уж там. И я верила, что способнее всех в классе, если сложить все мои конспекты, написанные за это время, хватит на докторскую диссертацию. Но Надежде было мало. Она требовала заниматься еще и еще. Вам может показаться, что она издевалась надо мной, – ничего подобного. Она просто знала, на что я способна, и требовала соответственно. Ей было не все равно, она болела за меня. Я с удовольствием замечала, как расту над собой, узнавая вещи, о которых за годы учебы в музыкалке даже не слышала. Вот в чем она издевалась, так это во всем остальном, что не касается истории музыки…

У меня по-прежнему все валилось из рук, непонятно отчего, но это жутко бесило. Надежда даже не пыталась меня утешать, ворчала каждый раз, когда я что-нибудь уроню или сломаю, делала все за меня. За меня прибиралась, готовила, ходила в магазин. (Где, интересно, деньги брала? Духи, конечно, способны на бытовые чудеса, но я подозревала, что Надежда просто вскрыла мамин бухгалтерский сейф, и меня после зачета ждет скандал.) Мне она говорила: «Не отвлекайся, ты все равно больше ни черта не можешь, кроме учебы».

Больше всего бесило, что она подслушивала мои телефонные разговоры и в «аську», если кто-то мне писал, заглядывала через плечо. Однажды звонит мне Димка, зовет гулять. И Надежда – тут как тут. Стоит рядом, слушает. Я хожу – она за мной. Я прошу: «Дайте поговорить!» – а она: «Что за секреты?» Но это еще ничего, мы договорились, я кладу трубку, начинаю собираться. И так из рук все валится, а Надежда ходит за мной хвостом, типа, подбирает, что я уронила.

– Ты, – спрашивает, – куда?

– В сквер. Димка гулять звал, сами слышали.

– Да ты же не дойдешь! Свалишься где-нибудь от переутомления. Ты много занималась сегодня, отдохни.