Любить нельзя - Ева Ройс

У меня от плохого предчувствия похолодели ладони. Сильнее сжала тонкий айфон, чтобы не уронить, и, едва дыша, произнесле:

– Здравствуйте. Меня зовут Полина.

– Полина, можете, пожалуйста, позвать Чернигова Марка Андреевича?

– Что-то случилось с отцом? – проигнорировав ее вопрос, выпалила я. – С ним все в порядке? Он очнулся, да?

Женщина, вероятно дежурный врач или медсестра, ответила не сразу. Несколько долгих, бесконечно долгих минут мы обе молчали, и воцарившуюся тишину нарушал лишь мой участившийся пульс – сердце билось оглушительно громко где-то на уровне горла.

– Сожалеем, – снова пауза, во время которой у меня в голове сотни мыслей успевают убить меня и разобрать на составляющие, сжечь и мой пепел развеять в водах моего личного Ганга, – но Довлатов Андрей Фёдорович скончался сегодня в час сорок восемь минут от остановки сердца и…

Совершенно пустой и безэмоциональный голос работницы клиники продолжал что-то говорить: про морг, про то, что надо забрать личные вещи, что-то еще, а я стояла, растерянная, подавленная и потерянная. Ее слова до меня дошли не сразу – мозг просто не мог переварить новую информацию. Немыслимую. Странную. Страшную. Нереальную. Нет, не может быть…

– Полина, вы слышите меня?

– Да, – мой же голос звучит твердо и звонко, и я вздрагиваю – настолько он чужой и… пустой.

– Вас и вашего брата ожидать в первой половине дня, верно?

– Да.

– Хорошо. Наша клиника приносит вашей семье соболезнования и…

– Спасибо, – перебила речь женщины и отключила звонок. Посмотрела на номер "Авиценны", пытаясь сфокусировать взгляд и как-то успокоиться. Думать обо всем, лишь бы не…

"Довлатов Андрей Фёдорович скончался сегодня в час сорок восемь минут от остановки сердца"…

Смартфон выскочил из ослабевших пальцев и столкнулся с паркетом. Раздался хруст треснувшего стекла. Также оглушительно разбились мои надежды на то, что все станет как прежде. Будет папа, будет снова наша семья, но на этот раз счастливая.

И из моего горла вырвался крик – надрывный, хриплый, переходящий во всхлип крик. Безумный. Безутешный. Горький. Я не могла остановиться, не могла сделать нормальный вдох, задыхалась, но продолжала пытаться выплеснуть всю ту боль, в которой я тонула.

– Поль?! Полина, очнись! – перепуганный Марик тряс меня за плечи. – Поля, что случилось? Полина, посмотри на меня, эй.

Он сжал мое лицо в своих ладонях, вынуждая зацепиться за его взгляд.

– Поль, посмотри на меня. Только на меня и скажи, что случилось. Давай, малышка, ты сможешь. Ну же, родная. Давай.

– Папа, он… – только и выдавила я. Слезы душили. Боль сводила мышцы, выворачивала нервы. Я будто сама умирала. – Марк, миленький, он…

Зажмурилась до белых точек перед глазами и вцепилась в брата. Тот заключил меня в кольцо своих рук, прижал к себе, поглаживая в успокаивающем жесте спину. Молча. И я была очень благодарна ему за тишину.

***

Прошел месяц

– Из-за каких-то бумажек? Серьёзно? Нам принадлежит контрольный пакет акций, Евгений Эдуардович. Допустим. Да, тот провал отразился на нашем соглашении, признаю, но Рижские согласились на повторную встречу… – разговор шел на повышенных тонах, так что я прекрасно слышала, о чем Марк беседовал с одним из директоров компании даже через плотно прикрытую дверь. – Откуда я вам найду? Нет. Я же сказал: нет. Ничего продавать я не стану. Это дело моего отца, и раз он решил, что "Энергик" войдет в холдинг, значит, так и будет.

Тяжело вздохнув, хотела было воткнуть в уши наушники и пойти попробовать все же поспать, как следующие слова брата просто вывели меня из привычной серой колеи:

– Осознаю. Да. Что если мы все потеряем? А с чего вы решили, что я позволю это? Пока все под контролем. Нужные бумаги я оставил у Лаврова, просмотрите и жду вас завтра у себя…

После Евгения Эдуардовича Марик позвонил юристам, и из обрывков следующего диалога я пришла к мысли, что он многое умалчивает. Не врет, но так искусно огибает эти темы, что… Или это я просто не замечаю ничего? Не замечаю проблемы в компании, что разгребает брат в одиночку, не замечаю то, как он выкладывается на все сто. Ничего, кроме своей боли не замечаю.

Я всю ночь думала об этом. Сидела на подоконнике, кутаясь в плед и наблюдая за одинокими звездами, чье сияние пробивалось сквозь полотно туч. Правда, в голове, вместо пасторальной картины, отображалось совершенно другое – кладбище и влажные комья земли, которыми засыпали гроб.

Тряхнула головой, прогоняя непрошенные воспоминания, и перебралась на кровать. Утром с братом пообщаюсь. Кажется, он должен мне рассказать очень много всего.

Только Марик ушел раньше, чем я проснулась. Как всегда. Только запах его духов и небольшая записка на столе говорили о том, что он ночевал дома.

"Не скучай. Сегодня буду позднее, чем обычно

P. S. Не забудь про завтрак".

И все. Смяв бумажку с каким-то странным раздражением, бросила в урну и поднялась в свою комнату. Поздно. А когда он вообще рано возвращался?!..

В своей спальне огляделась. Не находя себе места, направилась к рабочему столу.

"Интересно, как выглядит его новое "поздно"? Очередная кукла с дурным характером или братец научился выбирать нормальных девушек?" – зло подумала я, остервенело собирая с поверхности целую кипу скетчев. Быстрые наброски, просто рисунки, зарисовки – то, чем я занималась в последнее время, в порыве необычных эмоций я сжала в ладонях и выбросила. Не знаю, зачем, но впервые за эти дни захотелось. Хоть чего-то захотелось, и я с радостью исполнила желание.

После незапланированной уборки немного успокоилась и даже устыдилась. Боже, что за тупое рассуждение? Марк работает, а я тут… Мало того, что бездельничаю, так еще допускаю подобного рода мысли. Он, как никто другой, достоин и хорошей девушки, и нормальной личной жизни, и всего самого лучшего.

Нельзя больше сидеть в четырех стенах, иначе скоро начну подозревать существование зеленых человечков. Надо что-то делать. Это я точно понимала, но одно дело – планировать, а совершенно другое – подняться и начать. Легко строить в голове по кирпичам новую жизнь, но так трудно выбраться из горящих руин прошлого.

Надо. Надо, Полина.

Папа бы не хотел, чтобы я так прозябала в четырёх стенах.

Стиснув зубы, я поднялась из своей постели и спустилась на кухню. За последний месяц я ужасно раскисла: замкнулась в себе, забыла про учебу и друзей. Опять же осознавала, что так неправильно, что надо жить дальше. Хотя бы ради папы и ради Марка, если не для себя. Но как это объяснить той маленькой девочке, что жила внутри меня? И которая полностью осиротела. Вот так.

Папа мне всегда говорил, что семья – мое все. Моя поддержка. Моя опора. Мой шанс подняться даже если упала на самое дно. Впрочем, я себя так и ощущала: упавшей в пропасть, но не разбившейся. Потому что у меня есть Марк. Есть он и есть его исступленная любовь ко мне. Именно она держала меня на плаву. И именно он протянул руку, чтобы вырвать меня из лап отчаяния. Сам держался из последних сил, однако меня вытащил.