Последний свидетель. История человека, пережившего три концлагеря и крупнейшее кораблекрушение Второй мировой - Фрэнк Краке

захоронении на задворках кладбища города Хузум. Трупы хоронили в бумажных пакетах. Десятки заключенных умерли по пути в Нойенгамме. Около 750 заключенных вернулись в основной лагерь с опасными болезнями. Многие умерли в ближайшие дни, недели и месяцы.

А Фризская стена? В ноябре-декабре 1944 года высшее командование пришло к выводу, что стратегическая ценность этих укреплений слишком мала, чтобы заканчивать работы. Вся операция была прекращена. Многие участки так и остались недостроенными. Запланированная 14-километровая полоса в Хузуме оказалась единственным законченным участком. Грим принимал комплименты и получил под свою команду несколько подлагерей в районе Меппена.

После войны выяснилось, что союзники никогда и не собирались высаживаться в Северной Германии, как в Нормандии. Пролив Ваддензе никак не подходил для этой цели, и побережье было слишком болотистым для танков и тяжелой техники. Они завязли бы в грязи, не добравшись до первой линии укреплений.

18

Снова в Нойенгамме

Нойенгамме, декабрь 1944 года

У Адольфа Гитлера были большие планы на Гамбург. Он еще в 1935 году приезжал в этот свободный ганзейский город на Эльбе. Вместе с мэром города, Карлом-Винсентом Крогманом, он совершил прогулку по Эльбе и с энтузиазмом описывал будущие перспективы города. Гамбург вошел в число пяти «городов фюрера» в Третьем рейхе. Берлину предстояло стать новой мировой столицей Германии. Австрийский Линц, где Гитлер провел детство, должен был стать культурной столицей. Мюнхен – столицей нацистского движения, а Нюрнберг – местом партийных съездов НСДАП.

Гитлер приказал главному архитектору Альберту Шпееру разработать планы нового Гамбурга – Tor zur Welt, «Врата мира». Он не привык мыслить по-мелкому. В 1937 году Шпеер представил грандиозные планы Гамбурга 1965 года и макет новой набережной, которая должна была стать образцом нового центра германского судостроения. Подвесной мост через Эльбу с пролетом 750 метров и высотой 180 метров должен был стать крупнейшим в мире, посрамив недавно открытый мост Золотые Ворота. Всю дорожную сеть Гамбурга предстояло обновить и перестроить.

Здание Gauhaus, штаб-квартиры местного отделения НСДАП, должно было иметь высоту 250 метров. Зал собраний Volkshalle должен был вмещать 50 тысяч человек, а площадь парадов была рассчитана еще на 75 тысяч. Старый рыбацкий порт должен был превратиться в красивый променад и порт, где будут швартоваться корабли, принадлежащие нацистскому движению Kraft durch Freude («Сила через радость»). Стоимость работ оценивалась в 1,6 миллиарда рейхс-марок, причем 1,3 миллиарда город должен был заработать сам.

В апреле 1939 года Константин Гутчов был назначен Architekt des Elbeufers, «архитектором набережных Эльбы». Ему и предстояло реализовывать задуманное Шпеером. Он энергично приступил к работе и разработал планы самых культовых построек города. СС помогли ему получить огромное количество стройматериалов. В 1939 году его компания Deutsche Erdund Steinwerke GmbH приобрела 400 тысяч квадратных метров земли в Гамбурге рядом с небольшим городком Нойенгамме. Там находилась давно закрытая кирпичная фабрика, где когда-то делали клинкерный кирпич, столь типичный для Северной Германии. Это объяснялось почти неистощимыми запасами подходящей глины, что делало Нойенгамме весьма привлекательным местом.

Первых заключенных доставили в Нойенгамме из концлагеря Заксенхаузен близ Берлина. Производство медленно расширялось, но когда началось строительство, мощностей стало не хватать.

Все изменилось в январе 1940 года после визита рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера. Через несколько месяцев администрация Гамбурга заключила с СС контракт на строительство нового, современного кирпичного завода, самого современного в Европе, способного в год производить не менее 20 миллионов кирпичей с возможностью наращивания мощностей до 40 миллионов. Город вложил в проект миллион рейхсмарок и отвечал за организацию инфраструктуры. Нужно было прорыть канал от притока Эльбы к кирпичному заводу и построить на территории порт.

СС поставляли дешевую рабочую силу – заключенных концлагерей – и обеспечивали надзор с помощью дивизии СС «Мертвая голова». Они сдавали заключенных за 4–6 рейхсмарок в день. Нойенгамме стал самостоятельным концлагерем.

В последующие годы заключенных постоянно сдавали коммерческим и частным компаниям, которые иногда располагались прямо на территории лагеря. Так, в 1944 году оружейная компания «Вальтер» производила в северной части лагеря 20 тысяч автоматов в месяц для германской армии. Здесь работало не менее тысячи заключенных. За пределами лагеря узники работали на компании «Крупп», «Континентал», «Фольксваген», «Варта» и «Боргвард».

Те, кому повезло, оказывались на сухом, теплом заводе. Работать приходилось много, но у них хотя бы была крыша над головой, и иногда они получали лишний кусок хлеба. Те, кому не повезло, оказывались в одном из девяноста подлагерей крупнейшего концлагеря Северной Германии или в одной из многочисленных городских команд. Узники как огня боялись городских команд, потому что там приходилось спасать жертв воздушных налетов в центре Гамбурга и разбирать развалины, а это было смертельно опасно – могли взорваться неразорвавшиеся бомбы, а могли рухнуть слабые конструкции. Во время налетов они продолжали работать, а эсэсовцы из укрытий держали их на прицеле.

Выработка кирпичного завода зависела от поставок глины, которую вручную добывали в окрестностях лагеря. Около шестисот заключенных в тонких полосатых костюмах или лохмотьях стояли на коленях в грязи и воде, нагружая тележки тяжелой мокрой глиной. Капо подгоняли их дубинками и хлыстами. Затем нагруженные тележки вручную толкали по узкоколейке к воротам завода. С такой работой с трудом справлялись пять-шесть человек. Когда тележка наконец сдвигалась с места, ее нужно было постоянно контролировать, чтобы она не сошла с рельсов – идеальный повод для того, чтобы охранники взялись за дубинки.

Возле пандуса кирпичной фабрики тележку поднимали с помощью домкратов – если капо не отдавали предпочтение иному методу и не заставляли заключенных вручную толкать тележку весом в несколько тонн по пандусу. Достаточно было мелкой оплошности, чтобы тележка покатилась назад, сминая на своем пути тела упавших заключенных, не сумевших вовремя увернуться.

После обжига кирпичей начиналась другая работа: теперь заключенные вручную грузили кирпич на плоские баржи, стоявшие в порту, вырытом усилиями тех же заключенных. Единственный путь для загрузки – это узкие сходни, которые становились скользкими от грязи, снега и льда. Держа груду кирпича, беспомощные, истощенные заключенные должны были терпеть еще и удары капо, считавших, что те слишком медленно работают. Главной целью мучителей было заставить несчастного рухнуть со сходней в ледяную воду. И тогда человек получал дополнительное наказание за потерю кирпича – ему приходилось весь день работать в мокрой одежде в мороз. Несколько недель в глиняной команде Нойенгамме означали для узников верную смерть.

Заключенные, которые из последних сил держались на ногах, но были не настолько слабы, чтобы ждать смерти в лазарете, отправлялись в лагерную команду Schonungskommando. Сотни заключенных занимались ручным трудом в подвале недавно построенного каменного барака по десять-двенадцать часов в день. Они плели камуфляжные сети из обрезков ткани и старых автомобильных шин. Другие целый день чистили картошку.

В подвале было темно и душно. Вонь стояла ужасная – вентиляции не было, а немытые люди часами работали буквально на голове друг у друга. Но здесь, по крайней мере, было сухо, а если повезет, то удавалось работать сидя.

Вима приписали к такой команде. Вместе с остальными он направился в свой барак. Лохмотья, которые ему выдали, были грязными, и он мог лишь предполагать, сколько заключенных носили эти тряпки до него, но такая одежда была теплее полосатой пижамы.

Они брели по пустому плацу по щиколотку в снегу к одному из девяти больших деревянных бараков, стоящих в ряд. Каждый был примерно восемь метров шириной и не менее пятидесяти метров длиной. Каждый блок и здесь делился пополам, и каждая часть имела собственный номер. Выйдя из вагона, Вим сразу же почувствовал едкий, тошнотворный запах. Чем ближе он подходил к бараку, тем сильнее становилось зловоние.

Было шесть утра, но прожектора светили так ярко, что можно было подумать, что сейчас белый день. Ледяной ветер дул им прямо в лицо. Даже в этот ранний час крематории работали на полную мощность. Они остановились у шестого барака. Капо понимал, что проводить сейчас поверку не имеет смысла. Он передал новичков Blockälteste, и тот сразу же скомандовал:

– Ausziehen und waschen! Раздеваться и мыться!

Несмотря на холод, это был лучший приказ, Вим чувствовал себя безумно грязным и жалким.

Посередине большого барака он видел ряд цинковых раковин. Узникам выдали