Все разумные - Павел Амнуэль

Оставив в раковине грязную посуду, отправились в гостиную смотреть по программе РТР вечерние новости. Стычка в Думе между коммунистами и «яблочниками» была скучной, не очень понятной, и Света принялась рассказывать о том, как в фирме подрались сегодня две клиентки, не сумевшие договориться о том, которая из них была в очереди первой. Антон слушал вполуха и попросил жену помолчать, когда в конце выпуска показали сюжет о сгоревшем автомобиле. Репортер побывал на месте происшествия после отъезда Ромашина, машину как раз грузили на трейлер, рабочие ничего толком не знали, а майор ГИБДД гнусавым голосом сообщил уважаемым телезрителям, что не нужно, господа хорошие, превышать скорость, потому что иначе получаются негативные инциденты с летальными для некоторых водителей последствиями.

Мысленно воздев очи горе, Антон опять переключился на дело о сожжении Митрохина и подумал, что у Ильи уже есть, вероятно, более точные сведения о том, какую скорость превысил погибший, сунувшись в багажник стоявшего автомобиля.

— Извини, Светик, — пробормотал Антон и пошел к телефону.

— Слушаю… — сказал эксперт сонным голосом.

— Это Ромашин. Не думал, что ты спишь в такое детское время.

— Да уж слышу, что Ромашин, — буркнул Илья. — Мне вроде и имя твое тоже известно. Хочешь знать, что я выяснил на раскопках трупа?

— Если нетрудно…

— А вот и трудно! — злорадно заявил Илья. — По телефону объяснять долго, а химические формулы ты на слух не воспримешь, так что езжай ко мне, кофе я обеспечу.

— К тебе? — усомнился Антон. — Так ведь поздно уже. Пока доберусь…

— Кто говорил о детском времени?

— И вообще, я с женой.

— Все мы в этом мире с женами, — философски обобщил Илья.

— Нет, серьезно. Сына теща забрала, вот мы вдвоем…

— Приезжай со Светой. Ради такого случая я Олю разбужу.

— Договорились, — согласился Антон.

Репины жили недалеко, но ехать пришлось в объезд — на Профсоюзной меняли дорожное покрытие. Полчаса спустя Антон звонил в дверь, а Света с независимым видом читала написанное аэратором на грязной стене подъезда воззвание молодежи района к старикам с призывом убираться на тот свет и не мешать жить в новом веке.

Света с Ольгой встретились так, будто всю последнюю неделю мечтали расцеловаться и обсудить безвкусное манто первой леди России, надетое ею на презентации фильма Спилберга. Поняв, что жена пристроена, Антон последовал за Ильей в его кабинет, больше похожий на филиал кунсткамеры.

— В организме погибшего нет никаких веществ, способных воспламениться, — начал эксперт. — Больше тебе скажу — твоя гипотеза о так называемом внутреннем горении тоже не проходит. Обугливаться начала кожа, потом подкожный жировой слой и не больше сантиметра вглубь. Все. Будто человека сунули в печь крематория, а потом, когда горение только началось, быстренько вынули на стадии полуготовности.

— Но одежда… — перебил Антон.

— Вот именно! Одежда почти не пострадала, и этому я вообще не могу найти объяснения. Одежда на погибшем осталась почти целой, в то время, как автомобиль вспыхнул, будто свечка. Последнее, впрочем, понятно: этот дурак держал в багажнике запасную пластиковую канистру с бензином.

— Значит, именно бензин, воспламенившись…

— Бензин — это было уже потом, сначала загорелся Митрохин. Мгновенно и на очень короткий промежуток времени внутри багажника температура поднялась до нескольких сотен градусов, что и привело к воспламенению канистры. В это время Митрохин был уже мертв.

— Но такого быть не могло? — сказал Антон, и на этом риторическом вопросе беседу пришлось прервать, потому что Оля внесла поднос с кофейником, двумя чашечками и сахарницей.

— Сахар я не клала, — сказала она. — А если хотите печенья и вафли, ухаживайте за собой сами. У нас со Светой важное дело.

— Разберемся, — кивнул Илья.

— Я еще буду с этим работать, — продолжал он, когда жена вышла. — Все пока очень предварительно, работы там не на одну неделю. Но я сильно сомневаюсь, что удастся обнаружить что-нибудь принципиально новое в дополнение к тому, что я тебе сказал.

— А что ты мне сказал? — удивился Антон. — Я ничего не понял.

— Я тоже, — признался Илья. — Если как на духу, то причин для возгорания не было никаких. Ни внешних, ни внутренних.

— Следствий без причин не бывает, — пожал плечами Антон.

— Это ты в своем заключении напишешь, когда будешь закрывать дело в связи с истечением срока расследования.

— Ты думаешь, что…

— Так мне кажется. В предвариловке я обозначу, что экспертиза не дала однозначного ответа на вопрос о причинах возгорания. А что до неоднозначных, ты мне скажи, какая причина тебя больше устроит. Начальству-то все равно, если дело придется закрывать.

— Мне, в общем, тоже, — пробурчал Антон. — У тебя коньяку не найдется? Совсем ты мне голову заморочил.

— Найдется, — кивнул Илья. — С кофе или по рюмочке?

— По рюмочке и с лимоном.

Выпили с чувством.

Институт физики горения оказался длинным девятиэтажным зданием постройки семидесятых годов и располагался за высоким кирпичным забором. Пройдя проходную, где вооруженный автоматом охранник долго сличал его личность с фотографией, следователь попал во двор, огромный, как аэродром. Главный корпус возвышался, будто зуб, а рядом стояли корпуса поменьше, не видимые из-за забора, в том числе очень странные сооружения, больше похожие на разбомбленные вражеской авиацией пакгаузы. Горением в институте, видимо, занимались давно и серьезно.

— Разумеется, — сказал руководитель службы безопасности Борис Степанович Бережной, — мне уже звонили. Вашему эксперту тоже нужен пропуск? Нет проблем, но это будет не сегодня. Пусть приходит завтра. А вас, — Бережной посмотрел на Антона с подозрением, оценивая, видимо, способен ли следователь нарушить своими вопросами нормальную работу научного персонала, — вас сейчас проводят.

Лаборатория быстрого горения располагалась на шестом этаже, из окон открывался изумительный вид на дальний лес — чистый Шишкин, только медведей на поляне не хватало.

Когда Ромашин вошел, сотрудники в числе шести человек стояли у окна и, похоже, занимались подсчетом деревьев. Увидев следователя, Виктор Веденеев протянул ему руку со словами:

— Вы не знаете, как Маша? В больнице не дают информацию.

— Нормально, — сказал Ромашин. — Ее сегодня выпишут. А информацию не сообщают по нашему требованию.

— А, — кивнул Веденеев, — тайна расследования. Не стану спрашивать, что вам удалось выяснить, все равно не скажете.

— Разве не понятно? — сказал из-за спины Веденеева плотный коренастый мужчина лет сорока с кустистыми бровями и огромной лысиной, блестевшей в лучах солнца, как мутное, давно не чищеное зеркало. — Если следователь сам сюда явился, а не вызвал тебя к себе, то считай, что тут нас всех подозревают.