Порочные чувства - Юлия Гауф

— У нас у всех не голубая кровь по жилам льется, вроде, — заметил Паша, и подмигнул, почему-то, мне.

— У тебя, дорогой, кровь пролетарская, — съязвила Влада.

— Угу. До сих пор помню твои слова про кривозубых крестьян в свой адрес. Милые эпитеты от любящей жены, не так ли?

Паша с Владой переругивались, и вот что странно — это были легкие подколки, и Павел произносил все с юмором, а вот Влада с агрессией. Она не кричала, но голос звенел при каждом слове.

Странная.

И Паша тоже. Он все время на меня смотрит, и я буквально всем телом чувствую, как Марат напрягается. Вот он уже без стеснения обнял меня, притиснул к своему боку, и мы сидим на низком диванчике за столом, как приклеенные. Еще немного, и мне придется лечь на него.

— Они всегда так? — прошептала я Марату на ухо, и положила ладонь на его закаменевшее плечо, чтобы хоть немного расслабился.

— Они? Бывает.

Марат отвлекся на просигналивший о сообщении телефон, а на меня обратил свое внимание Альберт. Он разлил по стопкам янтарную жидкость, и одну из них протянул мне.

— Попробуй, тебе понравится. Я сам делаю.

Отказываться неудобно, но мне совсем нельзя алкоголь. Даже легкий, я ведь на стимуляции. А если вспомнить слова Влады про настойку Альберта, тогда тем более. Еще и жена Альберта сделала страшные глаза, и покачала головой.

— Не пей. Одна стопка, и весь день из памяти вылетит. Поверь, — прокомментировала она.

— Предательница. Не слушай её, пей.

— Воздержусь. Хочу выдержать образ аристократки, — пошутила я.

Неудачно, судя по стрельнувшей в меня глазами Владе. Но остальные тихо рассмеялись. Марат оторвался от телефона, отодвинул к себе мою стопку, и обратил внимание на своих друзей.

Медленно темнело, как это бывает летом. За столом было весело. Камилла пошепталась с хозяйкой дома, и убрала явно лишние тарелки и приборы. За общими разговорами и смехом я смогла расслабиться, и даже позволила себе облокотиться на плечо Марата.

Это приятно — находиться в дружелюбной атмосфере, чувствовать тепло мужского тела, и слышать биение сердца…

— Алика, а кем ты работаешь? — спросила Влада.

Паша подошел ко мне, чтобы снова наполнить мою тарелку мясом и овощами гриль, но Марат поднялся, и остановил его.

— Я сам. За женой иди ухаживай… друг.

— Она уже бывшая.

— Тогда за бывшей ухаживай, — понизил Марат голос.

— Так кем ты работаешь? — повысила голос Влада.

— Пока никем. Думаю насчет курсов, — улыбнулась я ей.

— Курсы маникюра? Или наращивания ресничек? — захлопала она глазами.

Я бы и маникюр стала делать, если бы на эти деньги можно было содержать ребенка. Но такая работа не особо денежная, да и нужно будет в салоне находиться, а не дома, с малышом.

Я до того расслабилась, что чуть было не выложила все как есть. И когда сообразила это, испугалась. Нужно быть внимательнее.

— Нет, не маникюр и не реснички. Я пока думаю.

— А образование у вас есть? Я в Пенне училась, в штатах. Искусствовед, — кивнула мне Влада.

— А я маркетолог.

С дипломом на поддельное имя. Зато португальский и английский знаю. Может, техническими переводами заняться?

— И где ты училась? В Лиге Плюща? В Англии?

— Это допрос? — подняла я бровь.

— Нет, это вежливая беседа.

— А по-моему, это допрос, — хохотнул Паша. — Тебе нужно было не на искусствоведа, а на юриста учиться. Была бы отменным следователем. А что? Представьте Владу в форме, волосы собраны в пучок, перед ней старый компьютер и напротив жмется несчастный подследственный? Идеально, в её духе.

Паша снова разрядил атмосферу, и опять взглянул на меня, отсалютовав очередной рюмкой. Не понимаю, зачем он все время на меня смотрит, зачем злит Марата. Я чувствую, что он на грани уже, и только чудом сдерживается.

— Все в порядке? — я снова сжала мужское плечо. — Ты какой-то странный. Молчаливый.

Марат взглянул на меня. Глаза темные, почти черные, как опускающаяся на нас ночь.

— Мне брат написал. Про тебя, Алика, — тихо сказал он, и меня накрыла паника.

— Руслан?

— Потом, — отрезал Марат.

Боже! Боже, Боже, Боже… а если Руслан выяснил, что я на стимуляции? Неужели Марат знает, что я использую его?

Он меня убьет.

Сердце ухнуло в пропасть. Я не мужчина, но могу попытаться представить, каково это. Марат ведь ясно сообщил мне о возможной беременности, а я так с ним поступаю. Что он подумает? Точно не поверит, что я не стану его ребенком шантажировать, что это не для шумихи в прессе, не для содержания.

Он не поверит, что я просто хочу использовать шанс, и родить.

Руки задрожали, я сидела, уже слабо прислушиваясь к разговору. Только улавливала, что атмосфера стала еще веселее из-за настойки Альберта, которую он щедро разливал всем, включая меня. Я не пила, мою и свою рюмки опустошал Марат.

И молчал при этом. Только пару раз отходил с другими покурить, затем возвращался ко мне, пил и молчал. А мне хотелось убежать, или вскочить, и начать трясти его. Ну нельзя так — бросить пару слов, и замолчать. Нельзя!

За столом было шумно, голоса сливались в равномерный шум. Но затем как-то получилось, что все вдруг замолчали, кроме Влады, прошипевшей своему бывшему мужу:

— … да шлюха она, что, ты не понял еще? Хватит уже крутиться вокруг этой Алики! Не позорься!

Шлюха.

Слово-удар. Слово, выбивающее из-под ног почву. Слово, сказанное во всеуслышание, и от этого десятикратно больно.

Нет, стократно, ведь… ведь это Марат поделился с ней. Кто же еще мог сказать Владе, как не он?! И от понимания этого в глазах темнеет, летний вечерний воздух кажется застоявшимся, излишне сладким.

Мерзким.

Я позволила себе обмануться. Позволила забыться, расслабиться. Довериться.

Зря.

Я, наверное, не имею права отвечать Владе. Она права. Но святых за этим столом нет, а потому нет смысла позволять бросать в себя камни.

— Забавно, что чаще всего лжецы упрекают других в нечестности, да, Влада? — мой тихий голос кажется громким в этой густой тишине. — И ты, как тот самый лжец, меня называешь шлюхой, а сама-то ты кто? Подсказка: посмотри в зеркало. А теперь, — я поднялась и заставила себя улыбнуться, — мне, пожалуй, пора.

— Нет, — Марат сдавил мою ладонь, зафиксировал так, что не вырваться, и прошептал на ухо: — Сиди и жди. Я разберусь.