1917: Вперед, Империя! - Владимир Марков-Бабкин

– Да!

Мощный удар ветра сбрасывает с подоконника бокал, и тот со звоном разбивается об пол. Полковник Абаканович спешно прикрывает дверь за собой, отрезая путь сквозняку.

– На счастье…

А что еще я могу сказать в такой ситуации, глядя на осколки стекла и растекающийся по полу благородный напиток у себя под ногами?

– Простите, ваше величество, я не…

Устало останавливаю извинения.

– Пустое, полковник. Ну, что стряслось на сей раз?

Тот как-то замялся.

– Государь, там это… Джигиты ваши прибыли. Целая делегация.

Я едва не застонал в голос. Мне только джигитов в этот момент не хватает. Хмуро интересуюсь, стараясь сдержать раздражение:

– Что хотят?

– Аудиенцию просят. Говорят, мол, пришли к командиру.

Вероятно, и там что-то стряслось. Что за день…

– Ну, пришли – зови.

Надо отделаться от них поскорее. Мне сейчас вот точно не до них.

– Да, государь, но… Они там не одни. Говорят, подарок командиру привели.

– Привели?

Похоже, что сегодняшний день меня таки доконает.

Адъютант кивает:

– Да, привели. Лошадей.

О господи! Я чуть не выматерился. Мне вот только лошадей не хватало! Тем более сейчас!

Выглянув в окно, я скривился, увидев делегацию. Вот за что мне это наказание?

– Евстратий! Неси…

– Тут я, государь. Несу!

Придется переодеваться. Мало мне забот было сегодня. Что за гадская у меня работа. Бросаю последний взгляд на разбитый бокал. А вот сейчас я бы тебя выпил. Не судьба. Не судьба…

И вот я уже спускаюсь по ступеням дома навстречу дюжине «диких». Те встретили меня не как обычно встречают высочайшую особу почтительные верноподданные, а криками восторга и приветственными поднятиями рук. Они и пальбу наверняка устроили бы, по своему обыкновению, но генерал Климович никого не пропускал во внутренний круг безопасности с оружием. Кинжалы им, конечно, оставили, ибо будет это кровная обида.

Впрочем, стоило мне приблизиться, и прибывшие стихли в почтительном молчании. Стараюсь говорить спокойно и уверенно:

– Ас-саляму алейкум, мои верные воины. Что привело вас ко мне?

Вышел вперед старший горец и с глубоким уважением произнес слова встречного приветствия:

– Ва алейкум ас-салям тебе, наш великий командир и государь. Привели мы тебе подарок от всей твоей верной дивизии. Прими и не прогневайся на самых верных воинов своих. По всему Кавказу искали достойного тебя коня.

Конь был и вправду хорош. Наверное. Кавказец же меж тем продолжал:

– Настоящий чистокровный кабардинец! Горячий, стремительный, своенравный, недоверчивый к чужакам и верный до самой смерти тем, кого признает своим. Как и все горцы!

Глаза вороного коня горели злобным огнем. Воистину исчадие. Хмуро интересуюсь:

– Кусается?

Джигит радостно закивал:

– Обязательно, великий командир! И кусается, и лягнуть может. И убить. Все как ты любишь!

О да. Сегодня это именно то, что я люблю. Вот только объезжать таких вот красавцев любил мой прадед. На его такие шоу собиралась чуть ли не вся Дикая дивизия. Но вот только я – не он. Я вообще лошадей не люблю, да и, как и всякий горожанин, не имевший с ними дела, даже побаиваюсь. И знаю точно, что вот этот вот красавец точно чувствует мою неуверенность. И слабину он мне ох как не простит.

А учитывая мое внутреннее состояние сейчас, ситуация решительно превращалась в серьезную проблему.

Передо мной отнюдь не мирная лошадка, на которых катают детей и барышень, а боевой конь, настоящий зверь, который, судя по всему, еще и отличается весьма крутым нравом. Под уздцы крепко держали его двое, не давая ему возможности даже мотнуть головой. И я не могу не сесть в седло, которое добрые горцы заранее затянули ремнями на его спине, не оставляя мне другого выхода. Они ждали. А я представлял себе, как я сейчас пулей вылечу из этого седла прямо им под ноги. И это уже будет настоящий несмываемый позор, а не какой-нибудь там «слегка оконфузился»!

Пытаясь выиграть время и уповая на то, что случится что-нибудь такое, что избавит меня от этого кошмара, я обращаю внимание на второй «подарок». Ко мне тут же подводят прекрасную кобылу, белую как снег.

– Джигиты верной тебе Дикой дивизии почтенно просят тебя, наш великий командир и государь, передать эту кобылу итальянской принцессе Иоланде, когда она наконец прибудет в Москву. Мы смиренно надеемся, что ей понравится лучшая лошадь Кавказа, белая, словно снега наших гор!

Гм… Мы с Иоландой лишь обмениваемся письмами, полными намеков и многозначий. Письмами довольно теплыми и искренними, но такими, которые в случае перехвата и утечки на сторону не вызовут новый виток международного скандала. Да я ее даже по имени в письме ни разу не назвал! И в это самое время эти самые горцы ищут ей кобылу по всему Кавказу! Ну не смешно ли?

Я бы, наверно, рассмеялся, вот только не было на то ни сил, ни желания.

Впрочем, удивляться нечему. Министерство господина Суворина планомерно готовило общественное мнение к появлению в России новой императрицы, всячески создавая ей благоприятный имидж в империи. Сложить два и два могут не только в высшем обществе, не только в дипломатических и разведывательных кругах. То, что было ясно Евстратию и даже моему сыну Георгию, наверняка было очевидным и для воинов Дикой дивизии, один из полков которых не только постоянно находится в Москве, но и входит в число моих самых доверенных войск, охраняющих Кремль, Петровский Путевой дворец и само «Марфино». Тенденцию приметили. Выводы сделали. Лошадь начали искать. Причем я не удивлюсь, что мне самому коня искали, так сказать, заодно. Для комплекта с кобылой.

Пока я размышлял, ко мне подвели того самого злобного коня.

– Как зовут этого красавца?

Я спросил это в тщетной попытке оттянуть момент своего ужасного позора. На кону мой авторитет командира. Мой авторитет императора. На кону моя власть не только над дивизией, но и по факту над целым Кавказом. Возможно, я преувеличиваю. А может, и нет. Может, и над всей Россией.

– Всадник должен сам дать имя своему боевому коню, государь.

Сказано было так просто, что стало совершенно ясно – время вышло. Больше никаких отговорок, никаких оправданий и никаких откладываний. Момент истины настал. Только я и этот жуткий черный зверь с горящими яростью глазами. Зверь – явно собирающийся меня убить.

Кто ты, живое воплощение всех моих ужасов и кошмаров? Прибыл ли ты ко мне волей слепого случая или же ты часть большой игры? А может, у меня просто крыша едет?

Молчишь? Ну, молчи. Может, и к лучшему все.