Забытая клятва Гиппократа - Ирина Градова

– А вам удалось побеседовать с тем парнем, бывшим ассистентом патологоанатома? – спросила я после минутного раздумья.

– С Семеном Суворовым? Да, у нас состоялся довольно плодотворный разговор, надо сказать. Суворов настаивает, что стал свидетелем того, как его начальник подделывал заключения о смерти пациентов. Он утверждает, что к Кудрявцеву несколько раз обращались врачи с просьбой «затушевать» причину смерти. Кудрявцев хорошо знал свое дело и выдавал такое заключение, чтобы, как говорится, комар носа не подточил: и вроде бы почти правду писал, но зато с врачей при этом снималась вся вина. И делал он это, разумеется, не бесплатно!

– Вы ему верите?

– Нет причин не верить. Парень зол на Кудрявцева, конечно, ведь тот его выгнал, пообещав в случае чего повесить на него всех собак. Суворов не сомневается, что его начальник легко отмазался бы, ведь доказательств-то нет: все трупы благополучно захоронили.

– А кто вторая жертва? – спросила я. – Вы сказали, что их две?

Карпухин нахмурился.

– Вот поэтому-то я и приехал, а не стал рассказывать по телефону, Агния. Дело в том, что вторая жертва – Ольга Рябченко.

– Кто-кто? – переспросила я.

– У-у, Агния, какая же у вас короткая память! Вы же сами ко мне обращались в отношении вашей подруги… Татьяны, кажется?

– Это та врач-педиатр, которая… – охнула я.

– Которая угробила дочку вашей подружки, – закончил за меня Карпухин. – Видите, как вокруг вас сжимается кольцо, да? Сначала это письмо вашему мужу, теперь вот – Рябченко… Вы уверены, Агния, что сами находитесь в безопасности? Подумайте-ка, не случалось ли с вами лично чего-то подозрительного в последнее время?

– Глупости, Артем Иванович! Неужели вы полагаете, что я об этом не размышляла? Если бы что-то подобное происходило, я обязательно обратила бы на это внимание.

– Надеюсь, вы правы, – покачал головой майор. – Искренне надеюсь. А в отношении Шилова вы подумайте: вам же спокойнее, если он будет находиться под охраной. Конечно, в операционную мой сотрудник не войдет, но там, я считаю, вашему мужу опасности ожидать стоит меньше всего. В общем, я даю вам время на размышление – два часа. Потом вы мне позвоните и скажете о своем решении.

* * *

Два часа спустя, уже из дома позвонив Карпухину и сказав о согласии Олега на охрану, я вошла в гостиную. Шилов сидел на диване, вертя в руках пульт от телевизора и глядя в одну точку.

– Все будет нормально, – сказала я. – Карпухин обо всем позаботится.

– Ты так ему веришь?

– Больше, чем себе, Шилов!

Он помолчал в ответ на это, а потом спросил:

– Значит, ты действительно думаешь, что кто-то взял на себя роль мстителя?

– Больше ничего придумать мы не смогли. В любом случае охрана тебе не помешает.

– Врачебные ошибки, халатность… Ты не считаешь, что он прав? – вдруг спросил Олег.

– Прав? Ты о чем?

– Может, мы сами провоцируем таких людей?

– Шилов…

– Нет, ты только подумай! Вот простой пример: участковый врач, приходя по вызову, моет руки? А сапоги снимает? С одной стороны, его можно понять, ведь за смену нужно обегать огромное количество больных, но как же насчет антисанитарии?

– К тебе это не имеет отношения: насколько мне известно, ты, Шилов, в нечистоплотности не замечен!

– Да я не о том! Разве ты не знаешь, как решаются дела о врачебных ошибках в нашей больнице? На первом этапе усилия заинтересованных лиц сводятся к тому, чтобы размазать ответственность по возможно большему числу участников. С должностей снимаются руководители и тут же переводятся в другие медучреждения – на те же должности! То же самое происходит и с непосредственными виновниками. На втором этапе поиск виноватых прекращается и подменяется разговором за жизнь: тяжела участь российского врача – ни денег, ни уважения. Главврачи плачутся, что в больницах недостает младшего и среднего медицинского персонала, но о какой нехватке персонала может идти речь, когда медсестра запросто может вместо вены ткнуть в артерию?! Заодно появляются слухи о какой-нибудь редкой патологии пациента, которая и привела к столь плачевному исходу – все равно, дескать, не жилец был! Таким образом, никто вроде бы и не виноват. В результате пострадавший благополучно забыт, а общий пафос высокопарного обсуждения сводится к призыву не судить врача, потому как это святая профессия, а всякие непрофессионалы лезут в то, чего абсолютно не понимают…

– Шилов, Комиссия по этике с пристрастием проверяла случай Свиридина! – напомнила я ему. – И они пришли к выводу, что ни твоей вины, ни вины Извекова в этом нет, помнишь?

Шилов упрямо мотнул головой.

– Я говорю не о конкретном факте, а об общепринятой практике. Как понять, какие права у врача и у пациента, на какие ошибки имеет право доктор, как отличить халатность от врачебной ошибки? Может, проблема в том, что медицина у нас засекречена и повязана круговой порукой? А ведь обычные люди, не имеющие отношения к этой профессии, так и считают, понимаешь? Следствием такого положения стало размывание границ врачебной этики, и в этих условиях уже невозможно определить, что является допустимой ошибкой, а что – пренебрежением своими обязанностями. Народу начинает казаться, что мы видим в них не людей, а в лучшем случае некие спортивные снаряды для оттачивания собственных профессиональных навыков, а в худшем – объект для возможного обогащения путем взяток, подношений и тому подобного!

Я глядела на Олега во все глаза: вот уж не ожидала, что он начнет рассуждать подобным образом! На пикнике, устроенном членами «Начни сначала», я испытывала примерно те же самые ощущения. Казалось бы, я должна встать на сторону своих коллег – из корпоративной солидарности хотя бы. Однако я не могла этого сделать. Есть грань, переходить которую, вольно или невольно, не дозволено ни одному медицинскому работнику. Судя по тому, что я слышала от этих людей, эту грань перешли не однажды, а гнев и боль вылились в чувство, что их бессовестно обманули. Слава богу, они нашли в себе силы вернуться к нормальной жизни.

– Ты… хочешь сказать, – медленно проговорила я, – что смог бы оправдать этого маньяка?

Олег поднял на меня глаза. В этот момент он здорово походил на побитую собаку – на такого аккуратного, чистенького песика, незаслуженно обиженного негодяем-хозяином.

– Ты помнишь те слова из анонимного письма?

– Господи, Шилов, да я наизусть его выучила! Какие именно слова?

– О наказании.

– Ты имеешь в виду, «будешь наказан, как сказано в Священном Писании»? – уточнила я.

Он коротко кивнул.

– Думаю, он имеет в виду принцип «око за око, зуб за зуб»…

– Это – пережиток прошлого, Шилов: кто в здравом уме может считать этот принцип руководством к действию?