Русалка и Зеленая ночь - Станислав Буркин

После считанных минут безмятежного скольжения по орбите их аппарат включил реактивный руль, нашел цель и начал процедуру снижения. Как метеор, капсула ворвалась в плотные слои атмосферы, вспыхнула и, тряся огненным хвостом, пронеслась над альпийскими долинами. Улыбчивые посетители горнолыжных курортов проводили комету, тыча в небо пальцами и козырьком приставляя к глазам руки.

Вдруг в километре над землей капсула лопнула и развалилась на части. Вылетевшие из нее кресла с пассажирами поочередно выбросили тормозные парашюты, а затем и основные шелковые купола. Три парашютиста медленно опускались на благословенные галльские земли, на ровно расчерченные поля красноватых виноградников, как ковры устилающих залитые зимним солнцем холмы.

Хороший бамбук

вырастает за плетнем.

Китайская пословица

Очнулся Даня только через три дня в некоем до безобразия уютном монастыре. Торс у него был в гипсе, а шея в ортопедическом воротнике. Обе руки были повреждены, но по-разному. Левая была тоже загипсована, а правая – в бинтах. Пальцы на левой не слушались совсем, а на правой шевелились, но, все равно, как не свои. На голове была повязка. Он не лежал, а полусидел, и прямо перед ним имелось большое окно с приспущенными жалюзи.

Покой находился на первом этаже, за окном был виден небольшой опавший садик и две темные галереи с каменными колоннами. В садике отдыхало несколько стариков: они или сидели за шахматными столиками друг против друга, или почитывали газеты. За колоннами, по галереям, приподнимая полы ряс, туда-сюда носились монахини в черно-белых облачениях и забавных головных уборах.

Рядом с Даниной койкой стояла капельница и какая-то медицинская электроника. Невысокие беленые потолки на арочных сводах потрескались по углам. Над входной дверью висело черное распятие с серебряной фигуркой Христа.

– Франция, – пробормотал Даня и даже чуточку улыбнулся.

* * *

Узнав о его пробуждении, доктор Блюмкин все бросил и поспешил в монастырский госпиталь евангелиста Луки, который находился вблизи городка Ньон, что в ста двадцати километрах севернее Марселя. Сам доктор не пожелал, да и не имел необходимости отлеживаться в монастыре, а прописался в небольшом двухэтажном отеле в чрезвычайно живописной местности.

Машенька повредила колени и вывихнула челюсть. По сравнению с Даней ей повезло. Скорее всего, благодаря тому, что встречу с Землей она пережила без сознания. Как правило, человек в расслабленном состоянии получает меньшие травмы. Но, несмотря на то, что ушибы ее были несерьезными, она предпочла остаться в монастыре с Даниилом. Вечерами она грустила по России и, сидя у койки своего друга, вязала носки.

Аркадий Эммануилович, как старший, принял всю ответственность за их появление на себя, но французские власти к космическим беженцам оказались благосклонны. Они подпали под программу предоставления политического убежища и получили статус резидентов Европейского Союза. Благодаря этому они даже имели право свободно передвигаться по всей Европе.

В отличие от Киева, тут сенсацию из их появления делать не стали и даже наоборот, старательно спрятали от глаз прессы, дабы они спокойно оправлялись от телесных и душевных потрясений. Но время от времени доктора посещали агенты различных европейских инстанций для утрясения тех или иных формальностей.

Утром этого дня под видом чиновника к доктору пробрался журналист и предложил ему написать обо всем, что с ними случилось, и о России вообще. За эксклюзивный материал редакция «Paris Soir» обещала отвалить реальные деньги, отсутствие которых доктор уже успел ощутить. Блюмкин с удовольствием принялся за работу. Но, услыхав о том, что Даня пришел в себя, он бросил дела и помчался в монастырский госпиталь.

– Дружище, дорогой, наконец-то! – воскликнул доктор, распахнув дверь комнаты. Он стоял в проеме, опершись на костыли, в белом халате на плечах и с букетиком цветов.

– Док, – простонал Даня, – как я рад тебя видеть.

Машенька, стоя вполоборота возле окна, подтачивала ногти пилочкой и отстраненно наблюдала за встречей.

– Мы в безопасности? – осторожно спросил Даня, когда доктор устроился на табуретку рядом с кроватью.

– В полной, – сказал, как отрезал, доктор. – Можно сказать, заново родились. Теперь все будет по-новому. Европа нас приютила.

Даня отвел взгляд и грустно посмотрел в окно на манящий дворик.

– Ничего-ничего, – утешительно сказал доктор, – скоро мы тебя на коляске вывозить будем. Сам не заметишь, как прыгать начнешь…

Но Даня грустил не о переломах.

– Как ты думаешь, док, мы ее еще когда-нибудь…?

Машенька насторожилась.

– Боюсь, мы ее потеряли, – покачал головой Блюмкин.

Поджав губы, девушка отвернулась и сердито засопела.

– А Ванечка… Как ты думаешь, они нашли его, или он так и лежит в гараже, в искореженной машине? – спросил Даня, продолжая глядеть в окно.

Доктор помолчал, потом пожал плечами и натужно, раздувая щеки, выдохнул.

– Конечно, нашли и наверняка уже похоронили, – сказал он. – Киевляне, какие никакие, а все-таки славяне. И православные. Они наверняка наведались туда сразу после нас. Но ты лучше пока не думай об этом… Кстати, – неестественно бодро воскликнул доктор, обращаясь к девушке, – а что у нас с завтраком? Его уже кормили?

– Да, Аркадий Эммануилович, – хмурясь, сказала Маша, – но если хотите, можно попросить вина.

– Это было бы очень кстати, – сказал он, кивая, – принесите, пожалуйста.

– Но у них тут только безалкогольное…

– Вот и замечательно! – воскликнул доктор.

Маша подозрительно помялась, но все-таки оставила их наедине. Проводив ее боковым зрением и бросив взгляд на закрытую дверь, доктор, шаловливо напевая, запустил руку во внутренний карман и достал оттуда потрепанную фотографию: на террасе летнего кафе за столиком возле перил, положив ногу на ногу, сидела незнакомая девушка, отведя от объектива капризный взгляд. Напротив нее в пол-оборота сидел франтоватый интеллигент в мягком костюме с белой шляпой в руках и вымученной улыбкой на гладко выбритом лице.

С ноткой недоумения Даня разглядывал незнакомцев, затем нерешительно спросил:

– Разве это она?

Доктор смущенно посмотрел на фотографию и ответил:

– Не знаю. Смотря, кого ты имеешь в виду. Это мы с Любашей в Бриндизи, на юге Италии. Как сейчас помню. В то воскресенье у меня не было денег на водный мотоцикл, но ей я сказал, что она слишком плохо себя ведет, и развлечений на этих выходных не заслужила.

Даня попытался ухватить снимок пальцами правой руки, но тот выскользнул и упал на загипсованную грудь.

– Но-но, – весело воскликнул доктор, сцапав фотографию. – Это я оставлю себе, – он засунул снимок обратно в карман. Пока Даня искал подходящие слова возмущения, Блюмкин достал еще одну бумажку, сложенную вдвое, и развернул ее у Дани перед носом. Это была вырезка из какого-то журнала. Не слишком хорошего качества, но цветная. На ней был запечатлен кадр из их недавнего шоу: Даня стоит на четвереньках возле раскрытого длинноногими киевлянками футляра контрабаса, а на огромном экране над ними – выхваченное телекамерой безмятежное лицо Русалочки…