Жертвы Сталинграда - Отто Рюле

Повсюду на нашем пути мы видели русских жителей. Были случаи, когда они выкрикивали в наш адрес гневные слова. Этому я нисколько не удивлялся. Меня удивляло другое: когда кто-нибудь из таких разгневанных слишком близко подходил к нашей колонне, сопровождавшие нас советские солдаты стреляли в воздух.

31 января 1943 года толпа шатающихся пленных добрела до первого на своем пути лагеря для военнопленных. Он находился в двадцати километрах южнее центра Сталинграда, в городе Красноармейске.

По дороге все говорили о том, будто Гитлер произвел Паулюса в генерал-фельдмаршалы. Потом пошел слух, что 31 января командующий 6-й армией вместе со своим штабом и генералами сдался в плен.

Штаб армии сдался без единого выстрела. Капитан тонущего корабля и офицеры его штаба спасли свои жизни, хотя в течение нескольких недель они угрожали своим солдатам расстрелом за подобный шаг.

Такого еще не было в анналах прусского офицерского корпуса. Многие из солдат ждали, что командующий попытается как-то объяснить им причину постигшей их трагедии, проявит знак единения с ними. Ничего подобного. Произведенный в последнюю минуту в генерал-фельдмаршалы, командующий армией даже в плен катил, наверное, в автомобиле, а мы в это время плелись по снегу.

И все-таки очень хорошо, что Паулюс и большинство его генералов не погибли в бою и не пустили себе пулю в лоб, чего ждал от них Гитлер. Тогда бы нацистская пропаганда начала кричать о предательстве в 6-й армии и сочинила бы свой «героический эпос».

Ошибки и вина командующего и генералитета 6-й армии не в том, что они сдались в плен, а в том, что они своевременно не приказали всем своим подчиненным сдаться в плен.

Ошибки и вина командующего армией также и в том, что Паулюс капитулировал лишь для самого себя, а не для всех оставшихся в живых солдат 6-й армии. Ждали, что хотя бы 31 января командующий прикажет капитулировать остаткам армии, в том числе и войскам генерал-полковника Штрекера, на севере котла. Но даже в этот последний час Паулюс оказался послушным приказу фюрера: каждая часть окруженных войск подчинялась непосредственно Верховному командованию. Так 2 февраля 1943 года окончилась борьба на северном участке.

* * *

Попав в плен, я еще не знал всех причин, которые привели 6-ю армию к гибели. Однако мне было ясно, что эта катастрофа произошла не только по вине военных специалистов. В зимней битве на Волге, как нигде, сказались и разоблачили себя наша политическая бессовестность и моральное разложение. Содрогаясь от ужаса, я начинал понимать, что до сих пор служил грязному делу.

Начало марта 1943 года.

Пыхтя и тяжело вздыхая, ползет товарный состав по равнине. Паровоз, далеко не из последних марок, стонет и охает, как старик. Двадцать пять вагонов тоже видали виды. Каждый из них не длиннее семи метров. И каждый, катясь по рельсам, подвергал себя огромному риску. Вагоны трещали и скрипели, словно хотели оторваться друг от друга.

«Так-так-так…» — перестукивают колеса.

Вот уже три дня и две ночи, как мы в пути. Как долго еще будет продолжаться наша поездка?

И вообще, куда нас везут?

— Нас наверняка упрячут в Сибирь, — говорит майор фон Бергдорф. Он сидит на верхних нарах. — Сначала нас везли на север, а теперь мы повернули в восточном направлении. Готов спорить, что нас везут в Оренбург. Это на Транссибирской магистрали. Такую прогулку немецкие и австрийские пленные уже проделали в Первую мировую. Правда, тогда за озером Байкал не было большевистских лагерей.

Сидя на своем месте, майор мог наблюдать за местностью через маленькую дырочку в крыше вагона. Он пытался по солнцу определить направление, в котором идет наш состав. Как старший по званию и старший по вагону, майор не терпел никаких возражений. По собственному усмотрению он распределил места, где кому ложиться. Раньше он был командиром артиллерийской батареи, но и в плену действовал точно так же. Он распорядился, кому спать на нарах, кому прямо на полу. При этом майор руководствовался отнюдь не возрастом и состоянием здоровья пленных, а в первую очередь их воинским званием и кругом знакомств. В результате каждый штабной офицер и капитан, разумеется, получил лежачее место. Господин Бергдорф не забыл нескольких старших лейтенантов и тех офицеров, которые симпатизировали ему. Остальные места распределялись уже без его указаний.

Разумеется, положить все сорок четыре человека на нары было невозможно. Правда, можно было ежедневно меняться местами. Однако против такого порядка запротестовали старшие по чину. Вот и получилось, что двенадцать человек день и ночь ехали, сидя на холодном полу, прижавшись друг к другу спинами.

В число этих двенадцати попал и я. Своей спиной я опирался на спину старшего лейтенанта из Эслингена на Неккаре. Звали его Геральд Мельцер. Познакомился я с ним в лагере еще в Красноармейске. В котле он командовал взводом счетверенных зенитных установок. Когда 20 января у него кончились боеприпасы, он вместе с оставшимися в живых тремя солдатами укрылся в одной балке.

— Послушайте только этого провидца, — обратился ко мне Мельцер. — И откуда только ему известно, что нас везут именно в Оренбург, а не куда-нибудь в другое место? До сих пор ни одному из нас не удалось увидеть название хоть одной станции. Сегодня утром я целый час смотрел в эту дырочку. Мы проехали два вокзала, но ни на одном из них я не видел таблички с названием.

— Да пусть разглагольствует, если это доставляет ему удовольствие! Может, нас везут окружным путем? По главной магистрали наверняка пропускают более важные составы. Наш Бергдорф знает не больше нас с вами.

Никто из нас не знал цели нашего путешествия — ни майор, ни капитан, ни казначей, ни какой-нибудь лейтенант. Никто не мог заглянуть в наше будущее. Впереди была неизвестность.

Неизвестность! Она мучила меня не только в этот день, но уже много недель назад. Особенно во время окружения.

И как только я попал в такую ситуацию? Где и когда я вступил на ложный путь, который вырвал меня из лона привычной жизни и бросил на грань жизни и смерти? Где и когда начался тот ложный путь, который целую армию превратил в сборище бродяг? Есть ли тут какая-нибудь связь?

И хотя физически я чувствовал себя разбитым человеком, этот вопрос не выходил у меня из головы. Я думал об этом, шагая в колонне военнопленных по дороге в Красноармейск. Я думал об этом и сейчас, когда вместе с другими пленными ехал в полутемном телятнике неизвестно куда. Война для нас кончилась. Война, которая превратила нас в мусор.

* * *

Эта война!

Я невольно вспомнил первые дни войны, и прежде всего 1 сентября.

Меня призвали не сразу. В то время по заданию немецкого Красного Креста я занимался организацией детского санатория в южном Шварцвальде.