Красная королева - Хуан Гомес-Хурадо

Еще чуть-чуть, и ее воображение станет осязаемой реальностью. Это вопрос нескольких часов, может быть, минут. Сюда ворвется толпа людей в форме, они выбьют эту металлическую дверь и заберут Карлу, вернут ее к сыну. Отец будет ждать снаружи в окружении журналистов. Карла предстанет перед ними с усталым выражением лица, но при этом со спокойным взглядом и гордо поднятой головой. Она поприветствует их легкой, но уверенной улыбкой. Чтобы сразу стало ясно, что ее не удалось сломить. Фотография обойдет весь мир. И спустя несколько месяцев, когда это будет целесообразно, она даст свое первое интервью, в котором расскажет какой-нибудь проверенной журналистке о своих испытаниях. И это станет отличной рекламой для ее бренда, для одежды, которую носят сильные женщины во всем мире, и продажи тут же резко вырастут, и отец наконец-то будет любить ее больше, чем сводную сестру.

Это вопрос нескольких часов. Может быть, минут.

Следуя указаниям Антонии, Джон подруливает к бару неподалеку от площади Эмбахадорес. Снаружи – скопище такси. Внутри – стадо голодных таксистов. Отвратное заведеньице, на тараканьей лапке висящее над перспективой быть закрытым санитарной инспекцией. Даже передача «Кошмар на кухне» отказалась бы от съемок в этом месте, думает Джон. Но как только приносят заказ – все предрассудки летят к черту. Инспектору Гутьерресу подают пиво ноль-три и перченый антрекот размером чуть ли не с полкоровы, и это тут же примиряет Джона со всем человечеством. Антония же довольствуется сырно-мясным сэндвичем и несвежим пинчо[15] с тортильей[16], подогретой в микроволновке.

Бог ты мой, как же плохо питается эта девочка. Странно, что при этом она такая стройная. Видимо, голова у нее потребляет немало топлива.

– Кстати, – говорит Джон, когда они заканчивают есть, – что это за удостоверение ты ему показала?

– Оно подлинное. Ну, то есть насколько вообще может быть подлинным ничего не значащий кусок пластика. Ментор мне несколько таких достал.

– Твой друг – темная лошадка.

– Да он сукин сын.

Чую, дальше последует «но», думает Джон.

– …но то, что он делает, то, что мы делали… было не напрасно. Каждый раз. Конечно, не без издержек, – говорит она, и ее лицо омрачается.

На какое-то время они оба замолкают, и звучит лишь телевизор, включенный на «Канале 24».

– Ты не хочешь об этом говорить?

– Нет, это личное, – отвечает Антония. И вдруг начинает смеяться.

– Что тебя так веселит?

– Ничего. Ты просто сегодня назвал меня своей напарницей. Я что, больше для тебя не бремя, от которого нужно как можно скорее освободиться?

Джон скрещивает руки на груди. Вопрос серьезный, тут нужно подумать. Антония Скотт, конечно, замкнутая, невыносимая самодурка, с ужасным вкусом в том, что касается еды; к тому же она непредсказуема и вполне вероятно, что вообще с приветом, ну или, по крайней мере, близка к этому.

Но.

– Да, так и есть. Раз уж мы во все это ввязались, буду помогать тебе до конца. Да и в Бильбао меня никто особо не ждет. Разве что маменька с лото и кокочас.

– У тебя что, нет напарника в комиссариате?

– Был, но он ушел на пенсию три месяца назад. Хороший мужик. Очень остроумный. А в «Скрэббле»[17] – так вообще Криштиано Роналдо. Я по нему скучаю.

– У тебя есть парень?

– Сейчас нет. А у тебя?

– Муж. И ты знаешь, где он.

– И сколько он уже там лежит?

– Три года.

– Так долго. А тебе сколько лет? Тридцать… с чем-то?

– Да, с чем-то, – отвечает Антония, бросая в него скомканную жирную салфетку.

– Ну ясно. Небось время от времени тело требует ночной жизни.

Антония мгновенно краснеет. Эффект просто поразителен: ее щеки за секунду становятся пунцовыми. Джон видел такие в последний раз у Хайди, а это как-никак была девочка из мультика.

– Подумать только… Надо же, сеньорита Скотт… Значит, ты иногда находишь себе на ночь развлечение. Тем лучше для тебя, – говорит Джон, приподнимая и слегка наклоняя в ее сторону бутылку пива.

Антония открывает рот, чтобы возразить, но тут же понимает, насколько это глупо.

– Тут нечего отмечать. Это не повод для гордости, – сухо отвечает она.

– Детка, если тело требует…

– Сейчас тело должно требовать только одного: продолжения работы.

Джон глядит на нее настороженно. Переводит взгляд на часы. И снова смотрит на Антонию, еще более настороженно.

– Я вообще-то думал, что мы пару часиков поспим. Твой друг Ментор забронировал для меня номер в четырехзвездочном отеле. Он, конечно, мудак, но при этом шикующий мудак. И я валюсь с ног от усталости.

– Ты неправильно думал. Бери свое пиво, и пойдем за тот дальний столик.

Джон следует за ней, и они пересаживаются подальше от остальных клиентов. Антония вытирает руки о штаны, избавляясь от остатков жира, и достает из сумки айпад.

– Мы должны быть осторожны еще по одной причине, Джон. Мне совсем не понравился разговор с Рамоном Ортисом. В его взгляде я увидела страх.

– Ему страшно за свою дочь. Это логично, – отвечает Джон, пытаясь понять, к чему она ведет.

– Логично, – повторяет Антония и замолкает.

– Что же ты такого особенного заметила?

– Я, конечно, не лучший толкователь человеческих эмоций.

– Ну, это понятно. Но…

– Но в подобных случаях страх выражается в трех формах: тревога, сомнение и шок. Шок, по идее, должен быть выражен сильнее. А вместе с ним и потребность в защите.

– Тут мы имеем дело не с обычным случаем. Все-таки речь идет о миллионере, о начальнике сотен тысяч людей.

– Я знаю. Но это не отменяет того, что он отец этой женщины.

Джон делает большой глоток.

– Ты в какой-то книге все это вычитала?

Антония задумчиво кивает в ответ.

– А я вот не очень много читаю, но моя интуиция подсказывает мне то же самое. Этот человек нам врет.

– Он что-то скрывает. И как раз то, что он недоговаривает, и есть самое важное.

– И что нам делать?

– Нам нужно продвинуться немного дальше, чем Парра и прочие, чтобы делать какие-то выводы. Для начала определим местонахождение телефона Карлы.