Сын Петра. Том 1. Бесенок - Михаил Алексеевич Ланцов

конце концов — это мы им платим за службу, а не наоборот.

— Хм. Занятно. — принял ответ Ромодановский, погладив бороду. — Ладно. Пусть так. Рапиры так рапиры. А чем тебе сабли не угодили?

— Саблей махать нужно. А что в строю, что в узости сие дело не сподручное. Не зря же дед мой, Алексей Михайлович, солдатские полки рапирами старался вооружить.

Федор Юрьевич покивал. Довод был вполне резонный.

— Может еще что?

— Мушкеты, мыслю, было бы добро еще заиметь. С кремневым замком. Не длинные такие. Их карабинами зовут. И для всадников особливо употребляют.

— Мушкеты? Ого! Эко ты хватил! А строем ты этих удальцов ходить учить не хочешь?

— Зачем? Мне же не солдаты нужны, а охранники. Им то зачем строй?

— А мушкеты зачем?

— Калибру они доброго, большого. Ежели их дробом мелким заряжать, то накоротке очень можно неприятно удивить злодеев. Вот и думаю — было бы славно к паре пистолетов и карабин такой добавить. Чтобы поднять еще огневую силу моей охраны.

— Все? Или еще чего?

— Кирасы и шлемы бы. Но тут не уверен. Надо опыты ставить, дабы разобраться — подойдут ли.

— Что копейщикам давали в солдатских полках?

— Ну можно и такие. Но тут, повторюсь, не уверен. Надобно попробовать. Посмотреть. Подумать. С одной стороны, это железо бы сильно повысило бы стойкость ребят. А с другой стороны — не навредит ли? Все-таки тяжелое.

— Твой аппетит растет прямо на дрожжах, — заметил Ромодановский с усмешкой. — Гляжу недалече и до потешного полка и пушек. А? Верно мыслю?

— Я мал для марсовых забав. И военное дело еще не изучаю. Да и без пригляда отца такими вещами заниматься не стану.

Федор Юрьевич вновь покивал, принимая ответ.

С недавних пор ближник отца стал его такими вопросами проверять «на вшивость». Смотреть на реакции. И прощупывать мотивы. Это было слишком хорошо заметно, но Алексею нечего было скрывать в этом плане, а потому и притворятся не требовалось.

Сам Алексей встречно не робел спрашивать. И ссылаясь на свое малолетство постоянно выпытывал, отчего было принято то или иное решение. Дабы понимать местные расклады. Все-таки эта эпоха очень сильно отличалась от его родных времен. И то, что казалось дикостью там — выглядело разумным, оправданным и даже правильным тут. И наоборот…

Еще немного постояли — посмотрели, как бойцы охраны тренируются. После чего пошли прогуляться в сторонку.

— Военное дело, говоришь, не изучаешь?

— Мал еще.

— А вот это, что?

— Федор Юрьевич, ежели что дурное делаю — ты прямо скажи. Просто меня иной раз распирает. Не могу сидеть на попе ровно. Словно шило там. Вот дурная жопа рукам покоя и не дает.

— Отчего же дурное. Нет. Но разве это не военное дело?

— Да куда там? Я просто думал о том, как отбиваться стану, ежели на меня нападут. И посчитал, что нападать вряд ли большим числом станут. Оттого эти пистоли могут многое решить и на исход дела повлиять.

— Ну пусть так… пусть так…

— Ежели скажешь, что пустое это, то я и прекращу. Мал ведь. Многого не разумею. Оттого могу и ошибаться.

— Пускай все идет как идет. Хм. Как думаешь, ежели ту пробку что ты удумал для запального отверстия, врезать в солдатские мушкеты, у них получится увеличить количество залпов?

— Нет, не думаю. Скорее пустую мороку это наведет и поломки увеличит. Они же разгораются и их в срок менять надо, иначе беда случиться может.

— Отчего же так? Неужто солдаты такие дурные?

— Я сколько мимо не проезжал, видел только экзерциции строевые. Шагистику там и приемы. То дело доброе. Без него, мыслю, никуда. Но вот ни упражнений с клинками, ни с багинетами ни учебную пальбу из мушкетов не видел. Хотя вру. Пару раз смотрел как залпами бьют. Зарядились. Навели стволы. Отвернулись. И выстрелили. Но при отвороте головы часть мушкетов в небо задралось, часть к земле склонилось. Оттого залп мыслю вышел бы слабый и бестолковый. Больше ворон пугать, чем врага поражать.

— Думаешь не сумеют освоить?

— Может и смогут. Но тогда к их учебе надобно совсем иначе подходить. Хм. Ты вот когда ложкой щи хлебаешь разве думаешь о том, что да как делать? Можешь полагаю и зажмурится. А все одно — ложка в рот попадет. Так ведь? Чай в ухо ей не заливаешь щи?

— Ну… — задумался Ромодановский, — наверное. Но к чему это?

— Видел, как я твоих ребят и гоняю? Вот. А все для того, чтобы они стреляли и перезаряжали много. Дабы привыкли и даже в нервической обстановке это делали быстро и слажено. А иначе как? Вот я и полагаю — пока солдаты должно не обучены какое оружие им не дай — все медленно станут делать и не ловко. Оттого им чем более дубовое оно, тем лучше. Чтобы не сломали.

— Не веришь ты в силу наших полков, — усмехнулся Федор Юрьевич.

— Не мне судить о воинском их мастерстве. Но, мню, ежели столкнутся они с теми, кто умеет славно и мечом владеть, и мушкетом, то мало нам не покажется.

— Со шведом?

— Да пусть и со шведом. Сказывают, что дерется он крепко. А мы? А наши солдаты? Без шагистики и строевых приемов — никуда. Но и оружием мню надо уметь пользоваться. Да и сами переходы. Если честно, я даже не слышал, чтобы наши полки учили ходить. На сотню верст или далее. Или верст на двадцать, только быстро. Чтобы внезапно сблизиться или оторваться. Оттого, не удивлюсь, если обозы у нас в разладе, как и воинская справа солдат. Да та же обувь. Сто верст отшагать — не по полю перед казармой топтаться. Или я глупости сказываю? Я ведь в этом ничего не смыслю. А это все так — наблюдения со стороны.

— Отчего же глупости… — хмуро ответил Ромодановский.

Ему крайне не понравились рассуждения Алексея. Тот действительно военным делом не занимался и не обучался. И то — вон как много всякого неприятного заметил. Пусть у него и острый да внимательный взгляд, но…. А что подумают иноземцы, которые без всякого сомнения поглядывают на эти полки, прицениваясь?

И ответы на эти вопросы Федора Юрьевича сильно напрягли.

Оттого он погрузился в свои мысли и замолчал, прервав неприятный разговор.

Постояли.

Помолчали.

Наконец, Алексей не выдержал и открыл рот, видя, что снова увлекся, а потому решил сменить тему:

— А тот купец, что с ним?

— Который?

— Который шляхтича в холопы загнал?

— А… этот… каится во всем словно на Страшном суде.

— И ты его отпустишь?

— Еще чего? —