Путь Людей Книги - Ольга Токарчук

Внезапно, догорев, погасла свеча. Пока Делабранш не зажег другую, библиотека погрузилась в темноту; в ней отчетливее были слышны шаркающие шаги старика и ровное дыхание Вероники. Когда загорелась новая свеча, стало гораздо светлее, чем прежде. Делабранш нагнулся к Маркизу и заговорил, понизив голос:

— Я уверен, что существует. Посмотрите, — произнес он свистящим шепотом и указал пальцем на спящую Веронику.

В тот вечер Маркиз принял решение завтра же отправляться дальше, хотя охотно задержался бы в этом странном доме еще на несколько дней. Его тянуло в библиотеку, в подземелье, где плавал в стеклянном сосуде искусственный человек. Однако он боялся, что погода может резко ухудшиться и после стольких затраченных усилий им придется повернуть обратно. Делабранш выразил желание проводить их до границы, но Маркиз убедил его, что это будет и неосмотрительно, и небезопасно. Нелегкий путь по горам может оказаться ему не по силам, да и движение замедлится. Целый вечер Делабранш готовил для них карты прилегающей к границе местности, обозначая окольные тропы, на которых реже встречались путники и которые охранялись менее тщательно, — стражники, несомненно, потребовали бы свидетельство о пройденном карантине. Кроме того, он дал своим гостям множество советов — тоном столь наставительным, что к ним не хотелось прислушиваться. Он советовал кипятить воду — даже если ручей покажется чистым; рекомендовал, чтобы во время ночлега кто-нибудь один обязательно бодрствовал; призывал не слишком доверять случайным знакомцам, особенно испанцам (среди них полно негодяев), — лучше переночевать под открытым небом, чем воспользоваться сомнительным гостеприимством. В конце Делабранш предложил Маркизу оставить у него лошадей, а взамен взять двух мулов, которых женщина может привести снизу. Он также велел ей приготовить для них мешок с сушеными фруктами и копченым сыром. А сам с интересом врача не переставал присматриваться к Веронике.

— Ты у нас как завороженная, сударыня, — пошутил он, заглядывая ей в глаза. — Бледность, затуманенный взор, замедленные движения. Вы по дороге ко мне с кем-нибудь разговаривали?

— Да, с каким-то человеком в городе, но было темно, — ответила Вероника.

Делабранш велел ей выпить горячего вина со щепоткой растертых в порошок трав и дал баночку с хинином для профилактического приема утром и вечером.

После всех этих приготовлений, около полуночи, по просьбе Маркиза все трое спустились вниз, чтобы еще раз посмотреть на человечка в стеклянной бутыли.

— Ты, сударь, тоже не ахти как выглядишь, — на лестнице сказал Маркизу Делабранш. — На твоем лице тень Сатурна. Я догадываюсь, какой недуг тебя гложет. Меланхолия, тяжелые сны… Всякий раз, совершая выбор, ты режешь себя по живому, а живешь так, будто к ногам твоим привязан камень.

— Болезнь нашего времени, — ответил Маркиз. — Говорят, все мы теперь живем под знаком этой планеты.

— Но кроме того, говорят, что Сатурн не последняя из вращающихся вокруг Солнца планет, что за ним есть еще другие тела — три, четыре, а может быть, пять. Каждая планета — некий этап в развитии. Нужно заниматься Сатурном и изучать, какое он оказывает на нас влияние. Только когда мы проникнем в тайну того, что нас ограничивает и одновременно помогает жить, когда узнаем, что за тень омрачает нашу душу, и отыщем корни смерти — вот тогда настанет новая эпоха и астрономы, несомненно, откроют новую планету.

— И начнутся новые невзгоды, — усмехнулся Маркиз. Они остановились перед дверью в последнее помещение.

— Мы его не разбудим? — спросила Вероника.

— Он никогда не спит, — сказал Делабранш, открывая дверь.

Маркиз, подойдя к стеклянной границе двух миров, долго смотрел в спокойное и прекрасное лицо существа. Ему казалось, что лишенные бесполезных век черные глаза взирают на него с равнодушным высокомерием, в котором присутствует также ирония… В конце концов он заморгал, не выдержав этого пронзительного взгляда.

— До свидания, — смутившись, проговорил он.

Ночью он прильнул к теплому податливому телу Вероники. Он искал в нем человеческий запах, запах, которым пропитана реальность. Рассеянно гладил гладкую горячую кожу.

— Я боюсь, — тихо сказала Вероника.

Маркиз вздрогнул: ему показалось, что он сам произнес эти слова.

— Чего ты боишься, милая? Все идет хорошо…

— Я боюсь, что у нас ничего не получится. Экспедиция закончится ничем.

Он крепче прижал ее к себе.

— Любовь может быть наговором? — спросила в темноте лежащая рядом женщина.

Он не ответил. Подумал: это болезнь.

Ранним утром они двинулись в сторону гор. Гош брел последним, то и дело оглядываясь на оставленных лошадей; глаза его были полны слез. Тюки с одеждой, одеялами и провизией теперь тащили на себе два мула. Впереди шел Маркиз, ведя мулов в поводу, за ним Вероника. Все были сосредоточенны и невеселы: Гош печалился из-за лошадей, Веронике, должно быть, не давал покоя «наговор», а Маркиза тяготил разлад с самим собой, которому знакомство с Делабраншем или, скорее, с диковинным существом в бутыли не только не положило конец, но, напротив, усугубило.

Встреча с Делабраншем была встречей с миром, который Маркиз хорошо знал и из которого отправился в путь, была возвращением к языку, на котором он говорил, к ценностям, которые до сих пор считал подлинными. Однако себя он сейчас во всем этом не находил. Где он, Маркиз пока не мог сказать, но в прежнем мире его уже не было. Что-то произошло, отчего в нем сделалась дыра, через которую он и стал высыпаться, будто всегда был только песком. Он высыпался из себя, рассеивался, растворялся в окружающем пространстве, а резкий горный ветер подхватывал его и куда-то уносил, отрезая возможность вернуться. Маркиз не мог сосредоточиться, его одолевали сомнения относительно всего, что он прежде считал своим. В то утро он с ужасом осознал, что усомнился и в Книге. Вперед идти продолжал скорее по инерции и из упрямства. В голове вертелся показавшийся вдруг чрезвычайно важным вопрос, который он, прощаясь, задал Делабраншу:

— А нашел ли ты, сударь, в том, что делаешь, что-то значимое, какой-то общий смысл? Иначе зачем создавать гомункулусов, превращать свинец в золото, открывать свойства магнита?

— Я понимаю, что ты имеешь в виду, — ответил Делабранш, придерживая на ветру грязный парик, — но я не смысл искал. Я искал закон.

Теперь Маркиз шагал, не сводя глаз со своих ног в износившихся, подбитых железом башмаках. Они несли тело — ненасытное, снедаемое страстями, сотрясаемое какой-то внутренней дрожью. Тело, которое начинало отцветать, но еще жаждало наслаждений, потомства, власти. Тело, которое нарушало чистоту помыслов, отгоняло сон и покой, тело, которое он считал своею собственностью и полагал, что волен им распоряжаться. Это оно стало жертвой наговора. Кто-то заворожил идущую позади него женщину, а она заворожила его. Он спиной ощущал преданный, полный любви взгляд, которым она держала его на привязи. Он боялся целиком оказаться в ее власти, однако даже мысль о том, чтобы сорваться с привязи, вызывала нестерпимую боль.