Перу. С Бобом и Джерри тропой инков - Петр Романов

Скандал был грандиозным. И если телеканал рассчитывал таким образом себя прорекламировать, то это у него получилось. Все граждане, обожающие кошек, и в первую очередь бабушки-кошатницы, вышли на улицу и чуть не разгромили телеканал, решившийся показать подобную мерзость. И хотя руководство канала от расправы спасла лишь полиция, пресса признавала, что у этого специфического телесериала оказался запредельно высокий рейтинг. Так что я уже давно понял: большинство телезрителей всегда предпочтет мировой киноклассике или выдающемуся оперному тенору что-нибудь скандальное и грязное. И дело тут, разумеется, не в перуанцах, а вообще в человеке.

В общем, я под пристальным взглядом Боба, собрав всю волю в кулак, откусил от лапки. Больше, несмотря на терзавший меня голод, съесть не смог. Остальное за обе щеки уплел индеец и частично Джерри, которому достались объедки с барского стола.

В эту ночь я лег спать на голодный желудок и с нечистой совестью. А вдруг в этом чутком животном, который каким-то чудом ощущает в человеке болезни его внутренних органов, есть душа, думал я, ворочаясь в спальном мешке. Срам-то какой!

Местечко для ночевки километрах в пятнадцати от мирового центра пыли мы нашли вполне приличное. Нас окружала зелень, в которой что-то умиротворенно щелкало и посвистывало. Над головой роскошным пологом нависало звездное небо, но сон все не приходил.

Боб и Джерри, с набитыми животами, давно уже блаженно храпели, а я все еще мучился, вспоминая несчастного куя.

Наутро, после чая с бутербродами у костра и после того, как моя совесть наконец замолчала, а головная боль прошла, настроение значительно улучшилось.

Джерри, насидевшись в машине, носился как угорелый с какой-то палкой, но далеко не убегал. Терьер тоже был уже опытным путешественником, поэтому прекрасно понимал, что мы расположились недалеко от трассы. А самосвалы английский джентльмен недолюбливал.

В прекрасном настроении был и Боб. Найдя буквально в двух шагах от нашей ночевки родник, он помыл «тойоту». Почему-то это занятие, которое я при любой возможности перекладывал на других, Боб, наоборот, обожал. Ему вообще нравилось возиться с машиной, что устраивало и индейца, и меня. С его точки зрения, я даже свечи в двигателе поменять толком не мог, против чего я и не возражал – пусть меняет сам.

Мы снова выехали на трассу. В этот день была моя очередь сидеть за рулем, поэтому пес тут же, встав на задние лапы, пристроился около моей щеки, чтобы лучше видеть дорогу. Боб ему подобного, понятное дело, не позволял.

Окрестности намного больше, чем накануне, радовали глаз. И противоположные склоны, где на террасах, построенных многие века назад, уже поднялась кукуруза, были необычайно живописны, и местные крестьянки в разноцветных одеяниях (едва ли не каждая с младенцем за спиной) оживляли пейзаж, и погода стояла отличная. Даже пыль куда-то делась. Видимо, именно в той деревне, где мы были, находился какой-то особый магнит, что притягивал к себе всю высокогорную грязь.

Идиллия продолжалась, однако, недолго. Наша чистенькая, только что умытая «тойота» начала вдруг как-то странно хрипеть, а затем и вовсе остановилась. Росинант категорически отказывался двигаться дальше. Спасти ситуацию мог только Боб – не я же, технически безграмотный гуманитарий. Однако и он, провозившись около часа сначала под капотом, а затем под машиной, наконец из-под нее вылез и мрачно констатировал: «Не понимаю».

Впрочем, в такой замечательный день, когда светило солнце, на соседних склонах зеленела омытая росой молодая кукуруза, а мы с Бобом избавились от головной боли, Господь просто не мог оставить нас без своей поддержки. Не успел Боб выругаться, как с нами поравнялся военный джип с нашими новыми друзьями с блокпоста. Косоглазый сержант тут же приказал взять «тойоту» на буксир, и нас довезли до соседнего поселка, где имелась автомастерская.

А еще через тридцать минут местный юный автомобильный гений, чумазый как трубочист, используя всего лишь один разводной ключ, будто играючи – к полному унижению технического всезнайки Боба, – привел нашу старушку «тойоту» в рабочее состояние, взяв за свой труд какую-то мелочь.

Надо заметить, согласно моей теории, которую, кстати, разделял и Боб, перуанский человек улучшался в смысле своих моральных качеств по мере подъема в горы: человек из песочницы – это одно, человек гор – совсем другое. Амазонку мы оба в расчет не брали, поскольку это вообще особый мир.

Центр мошенничества, всеобщей обдираловки, воровства и попыток всучить вам без зазрения совести на каждом углу фальшивку или некачественный товар – это, конечно, столица. В чуть меньшей степени эта болезнь распространяется и на все остальное побережье, а вот чем выше вы поднимаетесь в горы, подальше от современных центров цивилизации, тем чище становится и воздух, и человек.

Иногда я думаю, что инки проиграли историческое противостояние конкистадорам именно по этой причине. Просто чистота, наивность и честь встретились с безнравственностью, хитроумием и религиозным ханжеством. Иисус, полагаю, отдавал свою жизнь вовсе не за жестокость, предательство и алчность этих новых крестоносцев.

Я всегда считал, уверен в этом и сейчас, что открытие Америки является одной из величайших трагедий в истории человечества, когда отбросы Старого Света навязали силой Новому Свету свою во многом уже извращенную мораль и далеко не бесспорную шкалу ценностей. Конечно, религиозных дикостей хватало и среди коренных американцев, спорить не собираюсь, но безнравственность как устойчивая система и даже как признак доблести появилась на земле ацтеков, майя и инков лишь вместе с приходом сюда «развитого» и абсолютно циничного европейца.

История с «тойотой» стала для нас с Бобом новым доказательством, что наша теория справедлива. В любой столичной автомастерской и нас, и саму машину ободрали бы как липку. Для начала с умным видом собрали бы и разобрали двигатель, потом придумали бы что-нибудь еще, попутно снимая с машины все пригодные части и заменяя их старьем. Спастись от автомошенников в Лиме можно лишь двумя способами: либо отдавая автомобиль в очень дорогую ремонтную мастерскую, но там обслуживались обычно лишь новые «тачки», не то что наша старенькая «тойота», либо оставляя свой автомобиль уже давно знакомому и прикормленному механику.

От наших искренних и восторженных благодарностей парень только отмахнулся.

– Да ерунда, – заключил он, закуривая и лениво приваливаясь к забору в ожидании следующего клиента, – там просто одна старая гайка стерлась, отлетела и попала не туда, куда надо. Я ее вынул, чтобы она не мешала, и поставил новую. И все.

Где и что вылетело, объяснить он не мог, как Боб его ни пытал, поскольку, как выяснилось, парень знал устройство машины скорее на ощупь, чем по учебнику.

В его изложении все звучало примерно так: отец ремонтировал – он помогал, старший брат ремонтировал – он помогал, еще один брат ремонтировал – он опять помогал, а потом всю родню, как собственников автомастерской, то есть «буржуев», расстреляли маоисты из «Sendero Luminoso», и теперь он чинит машины сам.