Битва "тридцатьчетверок". Танкисты Сталинграда - Георгий Савицкий

– Полундра! Вперед, братья-славяне!

Солдаты торопливо разгружают ящики со снарядами и патронами, мешки и тюки с другими припасами. Быстро бегают красноармейцы по узким сходням, перекинутым на борта пароходика. Рядом разгружается длинная баржа. Подъемные краны достают из ее трюмов легкие танки: наши Т-60 и Т-70 и английские «Валлентайны», которые прибыли к нам по лендлизу. Стрелы плавно переносят их на берег и аккуратно ставят на бревенчатые помосты. Красноармейцы сноровисто освобождают боевые машины от грузовых строп.

В обратную дорогу пароход забирает раненых. Носилки ставят на палубе, размещают в трюмах. При этом наиболее тяжело раненных грузят в самую глубину трюма – все равно при бомбежке они выбраться не сумеют. А легкораненых оставляют на палубе: если пароход будет тонуть, то у них есть еще шанс доплыть до спасительного берега. Вот такая жестокая и беспощадная арифметика войны…

Подошел еще один кораблик с пополнением. Эти солдаты были в оборванных ватниках, гимнастерки – без знаков различия. На пилотках отсутствовали звездочки. Вдоль берега выстроились автоматчики с «ППШ».

Степан Стеценко услышал, как высокий и жилистый комиссар в темно-синей фуражке с малиновым околышем кричал новоприбывшим:

– Советская власть дала вам возможность искупить свою вину кровью! Помните об этом и бейте фашистскую сволочь беспощадно! Помните также, что неповиновение приказу, оставление без команды своих позиций, любое пререкание с командирами карается расстрелом на месте! Сейчас вы получите оружие, строитесь, и – в бой!

Штрафники…

Степан Никифорович слышал о них – самой презираемой «касте» в армейской среде. Сами штрафные батальоны и штрафные роты были обязаны своим появлением на свет тому самому приказу Сталина № 227 «Ни шагу назад!». В штрафбаты разжаловали командиров, а в штрафные роты – рядовых, старшин и сержантов. Также среди штрафников появились и уголовные, осужденные по самым «легким» статьям.

Построившись в колонны, они подошли к грузовикам, где каждому выдавали винтовку Мосина или трофейный немецкий Gewechr Kar-98K, или чешские «Зброевки», десять патронов и гранату. И – в бой!

Отличительной чертой боев в Сталинграде было то, что практически отсутствовал оперативный тыл 62-й армии. Бойцы генерал-лейтенанта Чуйкова получали все необходимое сразу или старались это «необходимое» оборонять до последнего.

Степан Никифорович Стеценко приказал замаскировать танки, вместе с командирами зенитных установок определил запасные позиции и наметил секторы обстрела. Потом отправился к флотским, чтобы согласовать с «катерниками» Волжской флотилии. Капитан второго ранга, командир оперативного соединения встретил зенитчика-танкиста хлебом-солью, точнее – макаронами по-флотски, с ароматной тушенкой с лавровым листом и перцем. От «адмиральского» – с коньяком чая Степан Никифорович отказался, глаза должны сохранять меткость, а руки – твердость.

Вообще, «катерники» были больше похожи на танкистов, чем на «классических мореманов». И одеты они были в теплые черные комбинезоны и зимние танкошлемы на овчине. Единственное отличие – это тельняшки и ботинки вместо сапог.

Вместе с капитаном второго ранга они тоже обсудили вопросы взаимодействия. Неподалеку на набережной Волги располагалась зенитная батарея 37-миллиметровых автоматических пушек, в ее штате были также передвижные прожекторы на грузовиках-«полуторках» и специальные звукоулавливающие установки, тоже на автомобильном шасси. Они напоминали счетверенные «рупоры» на вращающемся основании и позволяли обнаруживать самолеты противника по звуку моторов.

В итоге прожекторы и звукоулавливающие установки вместе с зенитной батареей, бронекатерами на реке и зенитными танками Т-90 образовали единую систему локального ПВО. К тому же весьма эффективно работали и посты ВНОС, позволяя обнаруживать армады немецких бомбардировщиков еще на подлете.

Но сегодня день выдался прескверным. Сильный ветер гнал над Волгой свинцово-серые низкие облака. Черные воды великой русской реки с хладной яростью били в берега, на которых стреляных гильз было больше, чем песка. Ветер был промозглый и порывистый, веял холодом. Зима близко…

День клонился к закату. Становилось все холоднее и холоднее, но все же теплый танковый комбез на овчине не давал промозглому ветру выдуть последнее тепло.

– То ли паек съесть? А, товарищ командир? Там сало австралийское, в такой плотной бумаге запечатано. Я видел… – Юра Иванов высунулся из своего люка в головной части танка. – Заморили бы червячка. А то ни фрицев, ни жратвы, аж скучно!..

– Ничего, «лаптежники» прилетят, повеселят тебя…

По камням разбитой мостовой, объезжая воронки, зацокала подковами лошаденка, запряженная в обычную телегу. Правил сим гужевым транспортом красноармеец в ватнике и побитой каске. На телеге позвякивали бидоны и большие термосы.

Стеценко развернул башню, спаренные стволы крупнокалиберных зенитных пулеметов уперлись в самую не подходящую для них цель. На крылатого Пегаса лошаденка не походила вовсе.

– Стой, кто идет!

– Не идет. А едет, – флегматично ответил красноармеец, давая вожжей лошаденке. – Ужин вам привез.

Степан Никифорович выбрался из танка и подошел к телеге. Под рукой у красноармейца был немецкий пистолет-пулемет «MP-40», а из противогазной сумки через плечо торчали длинные черные магазины к нему. На телеге лежали пила и топор.

Этот топор с блестящим лезвием и сам красноармеец напомнили Степану Никифоровичу читанную давно статью во фронтовой многотиражке о том, как один такой же красноармеец с топором взялся воевать против пятидесяти фашистов! И, что характерно, уложил более двух десятков фрицев, включая и нескольких офицеров.

* * *

А дело было так… Тринадцатого июля 1941 года в районе поселка Песец, в полусотне верст от украинского городка Каменец-Подольский ездовой пулеметной роты 389-го стрелкового полка 176-й стрелковой дивизии 9-й армии Южного фронта Дмитрий Овчаренко возвращался на передовую из тыла полка, где получил боеприпасы. Ящики с патронами были сложены на подводе и накрыты брезентом. Кроме винтовки у ездового при себе были топор и гранаты. Хотя он меньше всего рассчитывал на встречу с противником вдали от боев, в нашем оперативном тылу.

Но на полпути, на окраине села, путь красноармейцу преградили два немецких грузовика с солдатами – всего около полусотни человек, а с ними – три старших офицера. Красноармеец Овчаренко поначалу остолбенел от неожиданности.

– Руссише зольдат, хальт! Ты есть окружен. Высоко руки! – гаркнул один из немцев, выбив винтовку из рук красноармейца Овчаренко.

Солдаты в ненавистных серых мундирах полезли изучать содержимое телеги, при этом дружно смеясь в голос. Они и не ожидали никакого подвоха от русского солдата, который так убедительно пребывал в состоянии полнейшей растерянности…

Дождавшись, когда немецкий офицер приподнял брезент и начал пересчитывать ящики с патронами, Овчаренко в мгновение ока схватил лежащий на передке подводы топор и с одного удара отсек немцу голову! Кровь фонтаном хлынула на стоявших рядом фашистов! На этот раз пришла пора столбенеть оккупантам, которые никак не ожидали подобного поворота событий. Не давая врагу опомниться, отважный красноармеец метнул в сторону грузовиков три гранаты. Взрывами автомобили разметало на обломки, солдаты в кузове были посечены в горелый фарш! Оставшиеся в живых и способные передвигаться немцы бросились наутек.