Ход мамонтом - Владислав Выставной

Стекло брызнуло во все сторны. Сверкнули разряды. Голова несчастного исчезла в глубине взорвавшейся электронно-лучевой трубки. Тело Микешина забилось в конвульсиях и обмякло.

На Николая кинулась подоспевшая охрана.

Через пару секунд в диспетчерской мелькнул и погас свет. Один за другим отключались радары.

Николай кричал, как безумный, пока охранники избивали его короткими резиновыми дубинками.

Двое диспетчеров тщетно пытались вернуть к жизни извлеченное из тлеющих обломков тело Микешина.

Помещение наполнилось удушливой вонью жженой пластмассы и спаленных волос. Гнусно заквакала пожарная сигнализация.

– Внимание! – кричал, размахивая руками, руководитель полетов, чей силуэт был подсвечен лишь тусклым оконным светом. Всем оставаться на своих местах! Сейчас заработают генераторы!

Однако прошла минута, другая, но свет не думал включаться.

Николай сквозь боль и нахлынувшее отчаяние подумал, что этого техника, отвечающего за генераторы, надо было спрятать получше, а не просто сбросить с моста. Течение наверняка выбросит его тело на берег.

Пусть его схватили, пусть… Но он все же успел сберечь генераторы от врагов. Только вот кто же сейчас их запустит?… Гид, ответь! Что-то здесь не так…

Но Гид молчал. Он сделал свою работу, и теперь отдыхал, пока на ладони Николая медленно тускнел оранжевый символ в виде буквы «Y».

… А в бурном ночном небе, грозя наткнуться друг на друга, словно слепые котята, кружили самолеты.

Генерал Кириллов с тоской смотрел в зияющую черноту иллюминатора. Через что только ему не приходилось пройти за время службы. Он видел столько страха и смерти, что хватило бы на целую роту отъявленных головорезов. Но вот от этой фобии избавиться ему так и не удалось.

Генерал панически боялся летать.

И в десантной молодости, когда каждый прыжок с парашютом он воспринимал не иначе, как смерть и второе рождение. И после, когда доступные по бюджету полеты на солнечные курорты ассоциировались у него с дорогой в ад…

Он уже изрядно выпил, стараясь снять стресс, не обращая внимания на робкие предупреждения охраны: у генерала было больное сердце.

Но даже сквозь густые алкогольные пары до его мозга доходила ясная, как день, правда: аэропорт отказывается их принимать.

Погода была явно нелетная. Самолет трясло и кидало, он отчаянно махал своими дюралевыми крыльями, будто пытался этими взмахами помочь себе набрать высоту. Однако Кириллов слишком хорошо знал, что сейчас делают летчики: они следуют четким указаниям диспетчеров. И самолет будет переть сквозь дождь и черный кисель тумана туда, куда направят его из теплого и безопасного наземного кабинета.

Кириллов мрачно глянул на пляшущие на откидном столике рюмки и миниатюрные бутылочки и зло подумал: «Что же эти чертовы диспетчеры, неужели не могут разобраться? Все равно ведь придется сажать. Уж скорей бы…»

Будто услышав его просьбу, самолет вдруг взревел двигателями и резко накренился влево. Рюмки и бутылочки полетели в проход между креслами.

Пассажиры дружно вскринули. В последний момент Кириллов заметил в иллюминаторе мелькнувшие огни самолета, пронесшегося встречным курсом на невероятно близком расстоянии.

– О боже! – сдавленно произнес генерал и схватился за сердце.

В голове пронеслись беспорядочные мысли, в том числе, и о его важных догадках о системных причинах техногенных катастроф, локадбных войн и преступности, по поводу которых он и летел на совещание в столицу.

Ведь он, наконец, систематезировал свои наблюдения за несколько последних беспокойных лет. И он же не мог не заметить, как близко от смерти он стал ходить с тех пор, как занялся проблемой рукотворной энтропии цивилизации.

Его жизнь кому-то не давала покоя.

Эти мысли не прибавили генералу хорошего самочувствия.

– Уважаемые пассажиры, – радостной скороговоркой затараторила бортпроводница. – Через несколько минут мы совершим посадку в аэропорту Домодедово. Пожалуйста, в целях безопасности пристегнитесь и положите голову на голени, обхватив ее руками…

– О, нет! Неужели это происходит со мной? – застонал генерал. Ему становилось все хуже.

Подчиненные торопливо искали по карманам подходящие лекарства. Генерал глотал таблетки, судорожно запивая их коньяком из маленькой серебряной фляжки.

– Сейчас мы пойдем на снижение, – продолжала проводница. – В случае необходимости пользуйтесь предложенными вам бумажными пакетами. Просим соблюдать спокой… А-а-а!

Бортпроводница не успела закончить фразу, а самолет уже шарахнулся в другую сторону. Его затрясло.

В следующий миг на пассажиров нахлынуло ощущение невесомости: самолет перешел на крутую глиссаду. Пилотам надоело уворачиваться от невидимых без помощи пропавших диспетчеров самолетов. Стиснув зубы, они вели машину к полосе. Так, видимо поступили и пилоты других машин.

Теперь шла игра в «русскую рулетку»: кто успеет сесть и не зацепиться за коллегу-невидимку. Помощи от собственных радаров было мало. Хорошо бы еще найти саму полосу в таком киселе…

…К пассажирам вернулся потерянный на мгновения вес. Самолет безжалостно качало и мотало. Теперь многих рвало. Некоторые в панике кричали, некоторые плакали.

Многие молились.

Генерал Кириллов потерял сознание.

-4-

Телефонный звонок ворвался в сон в обличии тревожной сирены подводной лодки. Мигали аварийные огни, команда в ужасе металась по отсекам. Вода хлестала через распахнутые люки, холод сковывал тело. «Врача! Врача!» – кричали где-то, но судовой врач Аксенов только растерянно озирался, не в силах сделать шаг. Он тупо смотрел на свои руки. Руки были в темной запекшейся крови…

Наконец, звонок сделал свое дело, и Аксенов выбрался на поверхность реальности. Мобильник разрывался. Жена, тем не менее, спала, перетянув все одеяло и укрывшись с головой. Вот, значит, почему так холодно…

– Але, – хрипло сказал в трубку Аксенов.

– Владимир Николаевич! – тревожно заговорил знакомый женский голос. – Срочно приезжайте! К нам Кириллова привезли с сердечным приступом. Прямо из аэропорта. Сенников уже смотел. Говорит, тянуть больше нельзя – нужна срочная операция.

– Да вы что там, ошалели?! – заплетающимся языком заговорил Аксенов. – Я же после дежурства, не соображаю ничего! Трое суток не спал! Что, Сенников сам не может? Есть же там дежурные хирурги?

Ощущение реальности возвращалось к Аксенову медленно. Аллочкин голос, конечно, приятно было слышать и ночью, только не с такими дикими новостями.

– Вы не поняли! – чуть не плакала Аллочка. – Это Кириллов! Вы понимаете, о ком я говорю?