Тёмный рыцарь - Пол Догерти

— Но ведь после исчезновения Беррингтона, — заговорил Парменио, — Великий магистр, без сомнения, посылал лазутчиков или даже целый отряд, чтобы узнать правду о происшествии? Они должны были идти той же самой дорогой.

— Так и было, — отвечал ему Монбар. — В тайне от всех Тремеле отрядил туда нескольких рыцарей с сержантами. В оазисе подле Колодца Иакова они нашли следы боевой схватки, но ни единого трупа. Тремеле был человеком гордым. Бесследно исчезли рыцарь и два сержанта ордена, а тамплиер-отступник оказался на свободе. Гордиться нечем! Что же удивительного в том, что он решил прорваться в Аскалон?

— А Уокин? — поинтересовался де Пейн.

— Пропал, исчез, как мираж в пустыне, — ответил ему Монбар. — Правда, мы думаем… Впрочем, позвольте мне высказать свои соображения. Я полагаю, что Уокин, а возможно, и ведьма Эрикто с ним вместе, ускользнули из Триполи по морю. В эту самую минуту они плывут в Англию, а может быть, уже добрались до ее берегов. Есть все основания полагать, что они попытаются причинить страшный вред королю Стефану или его делу. Вам известно, что гражданская война в Англии между Стефаном и его родственником Генрихом Плантагенетом раздирает на части все королевство. — Монбар замолчал и бросил быстрый взгляд на Босо. — Владыка Тремеле очень хотел, чтобы Орден рыцарей Храма расширил свою власть и влияние в Англии. Король Стефан показал себя нашим добрым другом. Он даровал ордену имения в Лондоне и за его пределами. Следуете ли вы за моей мыслью? Я не желаю, чтобы какой-то гнусный убийца запятнал имя рыцаря Храма. Коротко говоря, — Монбар обвел рукой сидящих за столом, — магистр Босо скоро возвращается в Англию. Вы же, Эдмунд де Пейн, Филипп Майель, Ричард Беррингтон, да и ты тоже, достойный Парменио, будете его сопровождать. Перед вами стоит две задачи. Во-первых, — он поднял руку, подчеркивая значимость своих слов, — предупредить короля Стефана о грозящей ему опасности. А во-вторых, отыскать Уокина и казнить его.

— Заряжай! Запирай! Пли!

Эдмунд де Пейн отшатнулся, когда ложки катапульт рванулись вперед, посылая свои огненные снаряды на противоположный берег Темзы; воды реки вздулись и бурлили. Несколько снарядов не долетели, другие же врезались в полчища воинов, запрудивших тот берег, или, выражаясь точнее, столпившихся на секциях наплавного моста — его наводили воины Генриха Плантагенета. Если им удастся переправиться, они могут разрушить замок Гиффорд — новую крепость, спешно возведенную королем Стефаном в том месте, где Темза сужается, огибая город и мрачную громаду замка Уоллингфорд.

— Еще залп! — взмахнув мечом, прорычал своим истекающим потом воинам баннерет[77]в перепачканной красно-золотой королевской ливрее. — Еще залп до захода солнца. Зададим мерзавцам кровавую вечерню, а завтра с рассветом так же пробудим их к заутрене!

Воины засмеялись и издали боевой клич. И снова были заряжены и наведены катапульты, снова пропели они свою жуткую песнь. Огненная дуга высветилась на фоне тёмно-синего неба, уже окрашенного багровыми отблесками заходящего солнца. Де Пейн облокотился на тяжелые деревянные колья палисада и всмотрелся в противоположный берег.

— Все то же самое, — пробормотал он задумчиво. — Убийство и истребление! Нам это нравится, это у нас в крови, это смысл нашего существования.

— С кем это ты разговариваешь?

Де Пейн резко развернулся на каблуках и увидел Изабеллу Беррингтон, стоявшую рядом; ее прекрасное лицо почти полностью скрывал отороченный мехом горностая капюшон.

— Моя госпожа, вам здесь не место! — Де Пейн быстро сбежал по лесенке.

— Глупости, Эдмунд! — Она шагнула к нему, в смеющихся прекрасных глазах вспыхнули озорные огоньки. — Ричард говорит, что оттуда врагам нас ни за что не достать. Ну разве мы не похожи на мальчишек, которые стоят на берегах мельничной запруды и дразнят друг друга, не причиняя друг другу большого вреда?

Словно в насмешку над ее словами, огромный валун, пущенный катапультой с того берега, рухнул в воду, обдав высящийся на валу палисад фонтаном брызг. Изабелла засмеялась и прильнула к де Пейну в притворном испуге. Рыцарь сжал ее руку, поцеловал пальцы, потом отпустил девушку.

— Вот уж четыре месяца! — Он обернулся, как бы в изумлении, и бросил взгляд через обширный двор на длинное здание из оштукатуренных бревен. — Четыре месяца прошло с того дня, как мы покинули Святую землю. Право, не думал, что мы доберемся сюда живыми и невредимыми, однако же вот, добрались…

Они вместе пошли через двор, вспоминая наперебой, как плыли Срединным морем из Аскалона на Кипр, как ехали по большим дорогам, по берегам рек, как переваливали через горные хребты. Погода им благоприятствовала, был разгар лета, грозы случались редко, а грамоты с печатью Монбара обеспечивали уютное жилье и сытную еду в замках тамплиеров и монастырях братьев-цистерцианцев. Двое сопровождавших их слуг заболели и вынуждены были остаться в лечебнице близ Авиньона. Подхватил горячку и Парменио: он долго метался в жару, то бессвязно что-то бормоча, то выкрикивая фразы на латыни. Но высокородная Изабелла сумела с помощью лекаря из бенедиктинского приюта для недужных выходить генуэзца и поставить его на ноги. В основном же в дороге они держались, как чужие, часто разделяясь, когда того требовали обстоятельства: плывя на корабле или когда кому-то приходилось отстать, чтобы подковать коня. Соединившись снова, говорили только о том, что предстояло сделать в этот день, и не обсуждали того, что ожидает их в Англии. Теперь же, добравшись до цели, все они немного растерялись.

У главных ворот, перед тем как выйти за пределы замка, Изабелла и де Пейн помедлили. Повсюду зажигали факелы, сновали туда-сюда поварята, слуги, конюхи: готовился ужин для воинов, да и коней надо было завести в конюшни и накормить.

— Эдмунд!

Он встрепенулся и жадно всмотрелся в очаровательное личико, как делал не раз во время путешествия. Эти фиалковые глаза, эта играющая на губах улыбка притягивали его. От Изабеллы исходили свет и радость. Рыцарь не мог не признать, что она настоящая Прекрасная дама из легенд: красивая, соблазнительная, несгибаемая, — но запертая в своей башне из серебра, двери в которую запечатаны не только ее собственной волей, но и принесенными ею обетами послушания и целомудрия. Напряжение, которое начинал испытывать Эдмунд в ее присутствии, часто не давало ему уснуть по ночам, а пробуждался он, охваченный тревогой.

— Простите, моя госпожа.

— Вечно ты о чем-то мечтаешь, — она приподнялась на цыпочки и погладила его по щеке затянутой в перчатку рукой. — Меня послали к тебе магистр Байосис и мой брат. Это не твоя война, Эдмунд. Орден рыцарей Храма не должен в ней участвовать…