Только для нас - Мария Зайцева

на унитаз, успокаивая лихорадочно бьющееся сердце и осознавая одну простую вещь: я в ловушке. Реально в ловушке.

Они не дадут ничего обсудить, они не выпустят.

С ужасом понимаю, что вообще ничего о них не знаю, не представляю, как сейчас разговаривать, с чего начать. Мои друзья детства, такие знакомые, до каждого движения родные, за эти годы превратились в страшноватых незнакомцев. Они меня чувствуют, все так же, на интуитивном уровне, тут ничего не изменилось с детства.

Но разговаривать с ними теперь невозможно.

И что делать в этой ситуации непоянтно.

Мы не можем бесконечно трахаться, забыв о том, что снаружи существует мир.

Но поведение у парней говорит об обратном.

Открываю душевую кабину, захожу, запускаю ледяную воду, вздрагивая от перепада температур.

Ничего, Ветка, ничего… Соберись и покажи, кто ты есть. Это было временное помрачение, так бывает, к сожалению… Но теперь все. Хватит. Просто хватит уже.

После душа смотрю на себя в зеркало, с трудом узнавая в этой замученной девушке с блестящими глазами привычную холодную Ветку.

Девушка в зеркале выглядит беззащитной и соблазнительной.

Черт…

Стоит в таком виде выползти из ванной, и меня тут же трахнут опять.

Хочется надавать себе пощечин , чтоб лицо выглядело менее довольным и расслабленным!

Заматываю волосы в тугую гульку, надеваю длинный белый халат, драпируясь так, чтоб не сразу сумели добраться до голой кожи.

А, в идеале, вообще не добрались.

Сжимаю губы в тонкую нитку, плещу на лицо ледяной водой.

Все, готова.

Выдыхаю, выхожу.

Ребята на кухне, судя по всему, переключились таки с секса на заботу. Понимают, значит, что за используемым так активно организмом требуется уход.

Захожу в кухонный уголок, сажусь под пронизывающими до костей взглядами сразу в угол, так, чтоб не сумели сзади напасть, смотрю спокойно.

Ванька и Тим переглядываются, судя по всему, заценив мой боевой выход, затем решают сделать вид, что вообще ничего не происходит.

— Вет, яичницу будешь? С помидорами, как ты любишь, — говорит Ванька, а Тим молча ставит передо мной большую чашку с кофе. Машинально отмечаю сливки, пробую… Да, они помнят, как я люблю пить кофе… Боже, они все, что ли, помнят?

Не только я, получается, все до мельчайших подробностей могу в голове восстановить? И они тоже?

Понимание обжигает, становится душно в толстом халате, но я терплю. Киваю, пью кофе, потом мы едим яичницу. Как раньше, на троих, со сковородки.

Каждое движение, каждый жест сейчас — отсылка к нашему общему прошлому, бьющая по нервам хлеще, чем развратный секс с ними двумя одновременно.

Они словно опять подчеркивают своим поведением, насколько мы одинаковые, насколько у нас много всего в бэкграунде.

И я слабею с каждой минутой все больше, напряжение между нами затмевает твердые намерения освободиться и доводы разума.

Черт, я здесь, как в паутине, завязну… И в этот раз уже не выберусь…

— Думаю, нам надо поговорить, — решительно рву я мотки утягивающей меня паутины и ставлю чашку от кофе на стол.

— Надо, — эхом вторит Ванька, а Тим согласно кивает.

Ух… Вот он, мой шанс!

— Во-первых, давайте сразу проясним: то, что сейчас произошло, так же, как и то, что произошло пять лет назад… Это ошибка.

Парни смотрят на меня, и под их одинаково тяжелыми взглядами приходит понимание: не с того я начала. Ох, не с того.

Где твои навыки переговорщика, Ветка?

Очевидно, там же, где и мозги…

Глава 25. Ветка. Сейчас

От их говорящих, причем, судя по отчетливости посыла, матерных, взглядов становится не по себе, но я не собираюсь тормозить.

“Ветка метро”, так меня Олег зовет, когда в хорошем настроении. То есть, не стой возле путей, снесу к чертям. Когда настроение хреновое, то босс чаще всего сучкой называет. И в глаза в том числе. Но мне обычно плевать, главное, чтоб платил и мозг не имел. В этом плане Олег — идеальный руководитель.

И потому сейчас выпрямляюсь, ощущая, как по спине ползет горячая капля пота. Проклятый плотный халат…

— Ошибка, — с нажимом повторяю я свое определение того глобального треша, что разделил мою жизнь на две неравные по времени, но равноценные по насыщенности эмоциями половинки.

— Вет… — как всегда, Ванька впереди планеты всей. Пока Тим еще мрачно осмысливает в голове построение фразы, этот уже сходу сто слов вперед…

Я знаю его способность затуманить мозг, заговорить, а потому решительно прерываю:

— Ошибка, я сказала. Я не просто так пять лет назад отсюда сбежала и адреса не оставила. Я думала, что вы поняли намек.

— Мы поняли, блять! — неожиданно рявкает Тим, судя по всему, приходя в себя.

Ванька замолкает, смотрит на него.

И я смотрю.

Тим пару секунд катает желваки, отчетливо выделяющиеся даже под негустой бородой, и, сверля меня тяжелеющим с каждым мгновением взглядом, роняет веско:

— Мы тебя искали. И ты знала, что будем искать. Могла бы и остаться. Поговорить. Сказать… Что не так.

— Что не так? — я все-таки психую, очень они меня эмоционально уже раскачали, и продолжают раскачивать. К черту переговорные навыки, к херам “Ветку метро”! Сукой побуду! — Ты сейчас реально, Тим? — перевожу взгляд на насупленного Ваньку, — Вань? Да? Вы не понимаете? Правда?

— Да все мы понимаем, Вет, — с досадой отвечает он, берет сковородку, швыряет в мойку с грохотом, выдающим всю полноту обуревающих эмоций, что буквально разрывают сейчас изнутри, затем садится за стол напротив и укладывает тяжелые кулаки на столешницу, — понимаем! Но, блять… Это не помогает! Ничего не помогает!

— И… Как давно? — голос мой, предательски хрипнув, словно умирает на последнем звуке.

Я не могу отвести взгляда от Ваньки, серьезно и жестко смотрящего в лицо, ощущаю боковым зрением, как подается вперед Тим, становясь еще ближе.

Зря села в угол… Они же меня опять в ловушку… Но это все — на грани сознания. А основное — вот тут, сейчас, в их глазах.

Если все так, если не просто желание провести интересно время, не просто потрахушки, то…

— Давно, — роняет тяжело Тим, и