Охотники на шпионов. Контрразведка Российской империи 1903-1914 гг. - Борис Старков

Это особенно проявилось на переговорах в Портсмуте летом 1905 г., когда С. Ю. Витте вел нелегкий дипломатический поединок с министром иностранных дел Японии бароном Дзютаро Комурой. Вторыми лицами в составе делегаций были чрезвычайные и полномочные послы договаривающихся государств в США барон Роман Розен и кавалер Императорского ордена Священного Сокровища 1-й степени Тахагира Когоро.

Переговоры продолжались две недели. Посредничество американской стороны объяснялось отнюдь не миролюбием или особыми симпатиями к Японии и России. США были озабочены усилением влияния Японии в Тихоокеанском регионе. Великобритания тоже не желала дальнейшего усиления Страны восходящего солнца и постепенно закрывала перед ней «свой денежный мешок».

Российская делегация была очень хорошо информирована не только о японских предложениях, но и о позиции американского президента, за которым стояли деловые круги США. Условия Портсмутского мирного договора во многом обеспечивались работой российских спецслужб.

Эта деятельность сотрудников молодой российской контрразведки была отмечена царским правительством. Так, в 1904 г. И. Ф. Манасевич-Мануйлов был награжден орденом Святого Владимира 4-й степени. Позднее, когда над ним сгустились тучи, он так писал руководству МВД: «За мои труды в области борьбы с международным шпионством по докладу князя Святополк-Мирского мне была дана награда: я получил Владимира 4-й степени… Когда министр пригласил меня и вручил мне орден, князь сказал мне, что Его Величество приказал ему передать его особую благодарность за мою деятельность».

В. Н. Лавров был произведен в полковники. 15 августа 1910 г. он также был награжден орденом Святого Владимира 4-й степени. В указе Капитулу императорских и царских орденов, подписанном лично рукой императора Николая II, говорилось следующее:

«В воздаяние отлично усердной и ревностной службы, состоящего в распоряжении Начальника Главного Штаба и числящегося по армейской кавалерии полковника Владимира Лаврова Всемилостивейше пожаловали Мы его кавалером Императорского ордена нашего Святого равноапостольного князя Владимира четвертой степени.

Вследствие чего повелеваем Капитулу выдать сему кавалеру орденский знак и грамоту на оный.

Николай».

С началом военных действий в Маньчжурии японцы заметно активизировали разведывательно-диверсионную деятельность. Сначала они предприняли попытку блокировать русскую эскадру во внутренней гавани Порт-Артура с помощью пароходов-брандеров, которые намечалось затопить на входе в нее. Трюмы пароходов были заполнены камнями, и в случае удачи перекрытия фарватера русские броненосцы и крейсера оказались бы в ловушке. Однако ночная диверсия японцев не удалась. Они были замечены, и со стороны стоящего у берега поврежденного броненосца «Ретвизан» по ним открыли огонь из корабельных орудий. Один из пароходов-брандеров был потоплен, другой был сильно поврежден и выбросился на прибрежные камни. В дальнейшем японцы дважды предпринимали такие же безуспешные попытки, но каждый раз натыкались на бдительность русской дозорной службы, огонь корабельной артиллерии и береговых батарей.

Одновременно с этим японцы предприняли попытку массовой заброски своей агентуры в Порт-Артур. Это были шпионы, работавшие на японскую военно-морскую разведывательную службу. Жандармский ротмистр Загоровский, обеспечивавший безопасность в крепости, доносил в Харбин начальнику Заамурского корпуса пограничной стражи генералу Чичагову следующее:

«Из потопленного у Голубиной бухты брандера удалось высадиться и проникнуть в крепость переодетым японским шпионам, скрывшимся в городе, а по ночам с окрестных высот устраивавшим сигнализацию с неприятельской эскадрой. Две ночи это замечалось. Сигналы подавались фонарем с разных мест и даже между домом коменданта крепости и интендантскими складами. Приняты энергичные меры к задержанию виновных. Сообщается о задержании 20 человек, которые были пойманы при передаче неприятелю сигналов. Населению разъяснялась ответственность за шпионаж в военное время, и было дано поручение гражданскому комиссару объявить об этом и расклеить объявления на русском, китайском и английском языках».

Японская разведка уделяла особое внимание порт-артурским укреплениям еще до начала войны. Так, в феврале 1899 г. японский шпион был пойман прямо во время съемки порт-артурских укреплений. Особую опасность японский шпионаж приобрел в Порт-Артуре после того, как крепость блокировала японская армия. Позднее выяснилось, что наиболее важные секретные документы, как правило, добывали те вражеские агенты, которые находились на службе у российских чиновников, в семьях старших офицеров в качестве прислуги и домашних парикмахеров. Японских разведчиков было нелегко разоблачить, ибо они брались за любую работу, чтобы получить возможность собирать нужные сведения для Генерального штаба и морского ведомства. Так, известно, что подрядчиком по очистке нечистот в Порт-Артуре был не кто иной, как сам помощник начальника штаба осадной 3-й японской армии. Ежедневно «подрядчик», восседая на ассенизационной бочке, совершал многочасовые поездки по городу, не забывая посетить самые укромные уголки крепости. Поэтому японский командующий генерал-полковник Маресуке Ноги был прекрасно осведомлен обо всех изменениях в системе русской обороны.

Резидентом японской разведки в Порт-Артуре был профессиональный наемник, называющий себя Рафаэлем де Ногалесом. Он утверждал, что еще подростком участвовал в испано-американской войне. Официально этот авантюрист представлялся как совладелец фирмы, торгующей швейцарскими часами. Это позволяло ему контактировать со всеми слоями порт-артурского общества. Одним он предлагал великолепные швейцарские хронометры по весьма умеренным ценам, другим охотно давал под небольшой процент взаймы деньги, третьи были распространителями его товара. Его клиентами были офицеры порт-артурского гарнизона и эскадры. Ногалеса охотно принимали в домах военных руководителей и высшего гражданского чиновничества Порт-Артура. Особо доверительные отношения у него сложились со штабными и интендантскими офицерами и чиновниками. Все они являлись его невольными информаторами, а кроме того, ему подчинялась широкая сеть японских шпионов из китайцев и корейцев, проживающих в Порт-Артуре.

Самой значительной фигурой среди японских шпионов был старый китаец Лин. Он долгое время успешно работал на японскую разведку. Контейнером для переноски шпионских сведений ему служили золотые зубы. Как правило, Лин записывал добытую информацию и рисовал схемы местности с помощью лупы на маленьких кусочках пергамента, а затем скатывал их в шарики размером с булавочную головку и вкладывал в один из зубов, который потом заделывал воском. Он был пойман во время неожиданной облавы в осажденном городе. Содержимое его вставных зубов было обнаружено совершенно случайно. Лин понес наказание по законам военного времени.

Много японских шпионов оказалось среди переводчиков — китайцев и корейцев, работавших в порт-артурской администрации и вольнонаемными в гарнизоне. 18 сентября 1904 г. российский министр внутренних дел князь Святополк-Мирский доверительно информировал наместника на Дальнем Востоке адмирала Алексеева о следующем: «Пребывающий в Санкт-Петербурге корейский посланник уведомил, что ему доподлинно известно, будто бы подкупленные Японией корейцы и переодетые в корейские платья японцы занимаются разведками в пределах империи и в местах расположения наших войск на Дальнем Востоке; при этом названный посланник высказал, что, в видах предупреждения злонамеренных замыслов означенных лиц, было бы, быть может, целесообразным направлять для определения их личности подозрительных корейцев во Владивосток к начальству корейской общины в этом городе, заслуживающему, по мнению посланника, полного доверия».