Убийство по лицензии - Светлана Успенская

Лидия безоглядно верила своему платоническому поклоннику. Вся ее прошлая жизнь казалась плохим кинофильмом, случайно просмотренным в пустом зале собственного одиночества.

Между тем шустрый маэстро, не желая даром терять времени, выписал из Америки бойкого горбоносого сценариста, блестяще говорившего по-русски с характерным одесским говорком. Поболтав с героиней будущего фильма, сценарист важно покивал и на пару дней закрылся в спальне покойной супруги лорда Беркли, невинной жертвы собственного племянника. Там к его услугам был сейф с крепкими алкогольными напитками, несмываемое кровавое пятно на полу и прекрасный вид из окна на снежных овечек, идиллически пасущихся на холмах.

Через несколько дней сценарист, опухший не то от сна, не то от неумеренного потребления допинга, выполз из спальни, пошептался о чем-то с Роберто Мадзини и, зажав заветный сценарий под мышкой, отбыл в неизвестном направлении, так и не ответив на расспросы любопытствующей миссис Марушкиной.

Еще через неделю пасторальное времяпрепровождение двух влюбленных было нарушено бандой киношников, которая прибыла на двух грузовых фургонах, доверху забитых аппаратурой. Начались съемки.

И тут же Роберто, милый, галантный Роберто, последний рыцарь уходящего века, мгновенно преобразился в василиска с огненными глазами и одновременно в брызжущего ядовитой слюной дракона. Он бегал по съемочной площадке (то есть по всему замку) и производил шум, достойный аэробуса на взлетной полосе. Он орал на всех. Орал на помощника режиссера, на звукооператора, на осветителей, на невинных костюмеров, которые, вместо викторианских костюмов, подсовывали ему русские сарафаны с кокошниками. Возможно, все конфликты объяснялись просто — участники съемочной группы ни бельмеса не понимали из сказанного своим руководителем, поскольку он орал исключительно по-итальянски.

Даже Лидия — сама Лидия, ее величество королева картины, — и та попала под гильотину творческой принципиальности Мадзини. Роберто орал и на нее, бесконечно заставлял переснимать сцены и требовал невозможного. Причем он даже не удосужился ознакомить ее со сценарием, а сама актриса побоялась вызвать гнев грозного бога съемочной площадки, мечущего громы и молнии и все тяжелое, что попадется ему под руку.

Лидию то гримировали древней старухой, то как шестилетней девочке повязывали игривые бантики. В летний зной, когда листва деревьев замирает в раскаленном воздухе, который вливался в легкие как жидкий металл, режиссер заставлял ее рядиться в роскошные русские меха и обливаться потом на солнцепеке. В прохладные дни, когда влажный ветер с моря диктовал необходимость накинуть на плечи что-нибудь потеплее, безжалостному Роберто приходило в голову, что самое время для съемок обнаженной натуры на лоне природы. К концу съемок Марушкина похудела на шесть килограммов четыреста восемьдесят граммов, чего не могла добиться в течение года, и ее одолел чудовищной силы насморк.

Но жестокого Роберто это не остановило. В самый ветреный, в самый промозглый день изо всех дней английского лета он потащил всю съемочную группу на побережье, загнал Лидию в ледяную воду и заставил ее киснуть там добрую половину дня и значительную часть безлунной ночи, изображая при этом наслаждение водными процедурами. После этого Лидии и закралась в голову крамольная мысль, что давешние разговоры Роберто о его великой любви, мягко говоря, сильно преувеличены. Второй мыслью было следующее подозрение: возможно, пылкий Роберто находится в сговоре с ее мужем и поставил целью загнать невинную жертву в могилу.

Ее напарниками по мучениям были англоязычные актеры, которые за время съемок выучились многим популярным русским словам из тех, что пользуются повышенным спросом для надписей в подъездах. Высокий, скандинавского типа парень по имени Стив (фамилии его Лидия так никогда и не узнала) был ее партнером по любовным сценам. Эти сцены снимались каждый день до изнеможения во всех приспособленных и неприспособленных для этого местах. Венцом творческой фантазии Роберто была любовная идиллия в сельском курятнике. Актеры мужественно выдержали причуду маэстро, несмотря на то что вокруг оглушительно кудахтали озабоченные вторжением на их суверенную территорию птицы, а петух, хозяин гарема, даже имел наглость нагадить на спину страстного любовника в самый пик его страсти — Лидия с ужасом думала, что волею случая наверху могла бы оказаться она. Впрочем, ей тоже изрядно досталось — сухие птичьи экскременты впивались в нежную кожу, в то время как она, стоя на коленях, предоставляла своему любовнику возможность делать с собой все, что диктовала прихотливая фантазия режиссера, а куриный пух и вонючая солома запутались в волосах. Лидия с сомнением думала, доживет ли она до конца съемок или все это будет продолжаться вечно.

Вечером этого же дня Стив застал ее горько рыдающей на краю безбрежной ванны, единственной в замке, зато совершенно невероятных размеров — в ней могли совершать омовение одновременно когорты гаргантюа и полки пантагрюэлей. Скупой на проявления сочувствия, напарник по курятнику только соболезнующе похлопал свою подругу по спине, на что та ответила полуторачасовой откровенной речью, в которой мешала все известные ей слова на всех языках мира.

Часть съемок проходила в самом Лондоне и носила уже гораздо менее экстравагантный характер. Лидии пришлось всего лишь пару раз в элегантном неглиже продефилировать вдоль Кенсингтон-роуд, ощущая на себе благосклонные взгляды полицейских-бобби и слушая одобрительный свист подростков.

Наутро следующего дня в гостинице, робко заглянув в номер режиссера после безрезультатного стука в дверь, Лидия обнаружила своего страстного Роберто, который мирно почивал, по-женски положив голову на широкое плечо рыжеволосого Стива. Лидия не стала будить сонных голубков. Она тихо удалилась в свой номер, почему-то не испытывая при этом ни малейшего разочарования.

В один прекрасный день все это внезапно закончилось. Пылкий Роберто исчез в неизвестном направлении, не сказав ни «мяу», ни «гав», а съемочная группа в полном составе не то провалилась в подвалы замка, не то вознеслась на небо. О гонораре за участие в съемках не было сказано ни слова. Лидия поняла, что ее не то надули, не то нагрели, но это уже не имело ровным счетом никакого значения — она устала как собака и хотела отдыха. Она вернулась в Москву и с удовольствием предалась своему обычному безделью, нагуливая потерянные за время съемок килограммы.

Она ничего не ждала от жизни, сытая по горло своими приключениями. Неожиданно Лидия ощутила внутри себя ту долгожданную гармонию, которой ей не хватало столько лет. Ни о Владе, ни о коварном режиссере Мадзини она даже не думала, выкинув их из головы на свалку ненужных воспоминаний. Месяца через два ей по почте пришла бандероль, в которой находилась видеокассета. Никакого сопроводительного письма к кассете не прилагалось.

Сидя на полу, Лидия раз пятнадцать просмотрела фильм, пытаясь выделить из истерической бессвязности разорванных сцен некоторое подобие сюжета, но у нее ничего не получилось. Ее лицо мелькало на экране с частотой двадцати четырех кадров в секунду в самых неожиданных видах и ракурсах. А туманное нагромождение загадок и недомолвок из жизни странной особы без имени, которую и играла новоиспеченная актриса, оставалось покрытым мраком неясности.