Конь в пальто - Сергей Донской

Стоило ему немного успокоиться, как долго молчавший колобок вдруг молвил:

– Ляхову не печень лечить надо. У него диабет. От сладкого.

Колобок, правильно выговорив короткое, но все же заковыристое словцо, победоносно заржал, а у Олежки запотели ладони, как ни вытирал он их о полы алого пальто.

– Все болезни от нервов, только триппер от удовольствия, – звонко изрек он, показывая, что готов включиться в общую шутливую игру.

– Юморист, да? – угрожающе прогундонсил Лекарь, посчитавший, что реплика затрагивает его честь и достоинство. Его взгляд как приклеился к ляховской переносице, так и не отлипал, словно бы запоминая, как она выглядит до удара.

Бур заглянул в зеркальце заднего обзора, мельком оценил ситуацию и скомандовал:

– Расслабься, Лекарь.

Зачесавшийся кулак неохотно разжался, и Лекарь с остервенением занялся другим зудящим органом, причинным. Колобок разочарованно вздохнул, от нечего делать загромыхал магнитофонными кассетами, сваленными в кучу в «бардачке». Олежка благодарно посмотрел на невозмутимое отражение Бура. Этот парень ему иногда не настоящим бойцом казался, ря-женым. Словно прикидывался туповатым, приблатненным парнем, чтобы не выделяться в стае, а сам, притаившись в чужой шкуре, поглядывал на свое окружение с легким презрением.

Последние два километра пути в ханскую резиденцию прошли в сосредоточенном молчании. Не на гульки ехали. У коммерсанта Олежки настроение уж точно было не праздничным. Многозначительная фраза про диабет не давала ему покоя. Колобок и слова-то такого не должен был знать! Походило на то, что эскорту было специально велено затронуть сахарную тему, подпустить яду, но от морального воздействия к физическому не переходить. Значит, худшее ждет впереди.

Ладони потели все сильнее. И все меньше хотелось лицезреть Хана, доброго папу, обеспечивающего Олежку покровительством, хлебом насущным и крышей над головой.

Ханский особняк потрясал не столько своими архитектурными излишествами, сколько колоссальным количеством кирпича, потребовавшегося для возведения пятиэтажного здания с пристройками и сплошной четырехметровой стены, которая опоясывала земельный надел по всему периметру. Стена была заботливо увита колючей проволокой, утыкана камерами наружного наблюдения и оснащена дальнобойными морскими прожекторами. По ночам над маленьким поселком, посреди которого Хан разбил свой твердокаменный шатер, стояло зловещее зарево, видное издалека. Оно не угасало до самого рассвета, даже если в поселке отключали электричество. В особняке имелась автономная подстанция.

По сути, это была незарегистрированная автономная республика, изолированный мирок, государство в государстве, живущее по своим собственным законам и понятиям. Граница была очерчена более наглядно, чем та, которая разделила Россию и другие республики СНГ. На сторожевых вышках денно и нощно несли боевое дежурство вооруженные часовые. Вокруг особняка патрулировали радиофицированные машины и дозоры со свирепыми псами на длинных поводках. Попробуй, подступись!

Даже самые бесшабашные забияки и пьянчуги держались отсюда подальше. Получив в свое время увечья различной степени за хмельное праздношатание в охраняемой зоне по ночам, мужики сделали для себя полезные выводы. Зато по утрам к бронированным воротам особняка беспрепятственно стекалось все безработное мужское население округи, усаживалось на корточки, лузгало семечки, дымило папиросками в ожидании разнарядки. Разгрузочно-погрузочные работы, уборка территории, прокладка траншей, вынос мусора. Почти для всех находилась разовая работа, за которую платили сразу и очень щедро. По праздникам семьи получали мешки и ящики с нехитрой, но сытной снедью. Водку здесь никогда не выдавали. Хан терпеть не мог пьяниц и перевоспитывал их крайне радикальными методами.

Аборигены, включая пострадавших алкоголиков, боготворили своего феодала и, если бы не врожденное косноязычие, обязательно сложили бы о нем эпические былины. Поселковая ребятня мечтала о привольной разбойничьей жизни, а пока что на добровольных началах отслеживала милицейских лазутчиков и оповещала о их появлении ханскую службу безопасности. Правда, Хан ни от кого прятаться не собирался. Домину отгрохал такой величины, что невозможно не заметить. Еще хорошо, что не навесил издевательскую табличку «Охраняется законом» или не вмуровал в свою великую стену мемориальную плиту: «Здесь в конце 90-х гг. XX в. жил и работал выдающийся криминальный авторитет Хан, внесший неоценимый вклад в историю развития рыночных отношений».

Никого не удивил бы и просто черный флаг с черепом над скрещенными костями. Кстати, эту мрачную эмблему Олежка давно заприметил близ ханского особняка. Она красовалась на полуразрушенной трансформаторной будке и честно предупреждала: «Не влезай, убьет!» Олежка все же влез, встрял, влип и вляпался. Его пока что не убило, но, как вылезать обратно, он не знал.

Высадившись из «девятки» внутри двора, обнесенного крепостной стеной, он, как всегда, почувствовал себя маленьким и жалким. Под навесом для автомобилей вполне уместился бы тракторный парк колхоза-середнячка. За сплошной металлической сеткой вольеров можно было содержать всех караульно-розыскных собак городского милицейского питомника. Дворовой челяди хватило бы на обслуживание горисполкома и облисполкома, вместе взятых. Ну а бойцы, соберись они однажды всей толпой, в три присеста слопали бы целого слона. Не индийского, а африканского, который крупнее! Пытаясь иногда прикинуть, в какую сумму обходится суточное содержание Золотой Орды, Олежка за голову хватался. Выходило, что эта ненасытная прорва способна проглотить, не моргнув глазом, несколько тысяч, да еще и добавки потребовать, было бы у кого.

Лепта, вносимая Олежкой в общий котел, была не очень значительной. Он возглавлял хиленькую экономическую структуру в империи Хана, был лицом «честного бизнеса», который не являлся приоритетным направлением ханской политики. Иметь собственный бизнес стало престижно, и Хан таковым обзавелся. Основной же статьей доходов Золотой Орды по-прежнему оставались стремительные набеги, грабежи и сбор дани с коммерсантов, попавших под иго.

В руках Хана Олег Ляхов был просто игрушкой, не самой любимой, не самой дорогой, но зато – своей собственной. Это приподнимало Олежку над массой спонсоров, финансировавших Золотую Орду на крайне недобровольных началах. Это давало ему право на своеобразное расположение Хана. Но до Ляхова у того был другой экономический советник, а до него – еще один. Оба куда-то запропастились, сгинули, походив в любимчиках около года. Вот почему Олежка не мог спать так безмятежно, как ему хотелось бы. Опасался тоже исчезнуть…

Хватит о плохом! Оборвав поток невеселых мыслей, Олежка встрепенулся и расправил плечи. В этой маленькой империи зла не следовало сутулиться, пятиться, протискиваться бочком или еще каким-либо образом проявлять неуверенность. Сожрут!

Поднимаясь в ханские покои, он смотрелся очень даже респектабельным бизнесменом, явившимся сюда в качестве всегда желанного гостя. Один уважаемый человек заглянул на огонек к другому уважаемому человеку, вот и все. На ляховском лице плотно сидела маска спокойного достоинства.