Надежда - Вера Толоконникова

А может религия «Девочки» будет как истинно русская религия, верховная богиня Мать сыра земля. В которой точно не разочаруешься. Да и она в тебе. Ее нельзя невниманием обидеть. И нельзя не каяться, не молиться, не причащаться не ходить в церковь. Потому что церковь ее – кладбище. А мы туда ходим. Иногда.

Пришли старушки. Для них все интересно от «Пусть говорят» Малахова до новогоднего поздравления Путина. Последнее время им главным образом интересно, как обстоят дела с его лицом. Куда оно «едет», и куда повернет на сей раз. И куда смотрят визажисты. И что за ботокс ввели, неужели нельзя было ввести, как Алле Пугачевой, качественно. У них есть и полет фантазии и лукавинка русского миропонимания. В смысле у бабок, а не у визажистов Путина. Пелагея говорит: «Унитазы в каждой квартире, как иконки». Предчувствуют смену религии. Свято место пусто не бывает. Понятно, что православие заканчивается, отходит в музей! Интуитивно понимает, что глиняный горшок их этноса треснул, и на хоругви пора нанести новые символы. Князь Владимир веру по принципу красоты выбирал, но красота не спасла мир. Наверное, уже поздно что-то делать, чтобы спасла. А как, по принципу полезности веру выбирать? Но разве это будет вера? Говорят что протестантизм надо, потому что от него самый большой экономический эффект. Но и от буддизма неплохой. У них молитва это не то, что раньше в церкви на Руси, – в церкви ночь отстоять. Молитва – это повседневная работа деятельность напряжение сил. Понимание повседневной работы на Руси имеет некоторые особенности. (см. Пуссипедия, «Принцип Халявы»).

К Виринее Философовне 1906 г.р. прилетали ангелы «из Левада-центра» якобы, и в бане парились. Большой дом. Не избушка на курьей ножке. В архангельских избах скот и люди всегда жили в едином блоке. Видимо ввиду суровости климата – для сохранения тепла. А все это взгромоздить на курьи ножки, это как Эйфелеву башню построить, подвиг инженерной мысли. На стенках фотографии Николая угодника и Маркс. Высоколобые и бородатые. Книга с 60-й страницы – но не «конституция СССР», не библия, а «Гарри Поттер и философский камень».

Сначала шутят и куражатся, потом сядут как Троица странников за стол с чащей, и интервьюируют бабок, на предмет, что едят и какая вера. Сопровождается ли эта религия «младенчиками», как Зараострийство или Христианство.

«Вы в Бога верите?»

И начинается… «Как бы, а, есть что-то, ну, как его, высший разум, все равно что-то же есть…да же? Да же?» Но ведь 2000 лет назад было не «как бы», а теперь «как бы».

«У нас поклонение богу Авось. И может быть совсем чуть-чуть Юноне, по пьяни».

«Баушка, баушка, какая здесь вера? В кого здесь верят? Ну, по правде, а?»

«Ни в кого, мезанька, а ты ангелок что ли будешь?

«Да мы же сказали, кто. Как ни в кого, так низя-я-я, ай-яй-яй. Нехорошие вы люди, редиски. Давайте определимся, что говорить будете. Важно ведь не в кого вы на самом деле верите, а как вы отвечаете журналистам на вопрос, какая у вас вера».

«Да мы верим двум литовским богам идолам. Семейка Вседеньга и Денегдайбог. Она на кикимору похожа, полька, он на Баниласку из Андерсена», – говорит Виринея Философовна.

«Ладно, бабули, хватит этнографии, теперь к делу. Давай сразу договоримся, бабы яги не бывает», – говорят вопрошающие.

Бабушка чувствует перемену и понимает, что здесь что-то не то, что он не из Левада-центра. А из другого «центра».

Виринея Философовна на него смотрела как на идиота: «В смысле. А я кто? Дед мороз? Я что тут перед тобой полчаса распиналась, чтобы ты сказал что? Правильно, бывает! Еще раз. А теперь? Бывает, гуд. Малацца. Будешь себя впредь хорошо вести? Да, будешь. А теперь подойдем к окну, что ты видишь на заборе? Да не там, а ближе к калитке. На колу? Череп. Вот. Или ты подумал, когда сюда шел, это тыквы? Совсем с ума сошли в городах, хуливин! Так что, это тыквы? Теперь понятно? Все понятно? Побегай, буде, мезанька, парничок, а то мне не порато с тобой тут курить, и теслы точить, а то наголо и твоя тыква на моем заборе уж парато красно будет смотреться».

Это архангельский диалект. Язык людей, который достроили вавилонскую башню до небес. Только башня эта невидимая.

Сказали, 10-летняя девочка будет давать Третий завет одна.

«А откуда она ребенок все знает?»

«Оттуда. Детей есть царство небесное».

Проблема была в том, что никакого «завета» не было. Были просто размышления на тему. И времени не было придумать. И потому что Третий завет невозможен. Возможен, но не сейчас. Я думала на эти темы еще до поступления на философский факультет МГУ. Совершенно понятно, что через три тысячи лет, люди будущего (трехпалые с чешуйчатой кожей), будут верить, например, вот такой Верховный Духовный Закон: NHSYM=RF=NHSYM ТРЫЬ=034.C0-43-09I MOB. А то, что сейчас принимается как Закон Божий, для них будет, как для христиан, поклонение божеству Ра или идолу Перуна, или религия вуду. Они будут думать про нас так, что если отбросить метафизику Аристотеля и Фомы Аквинского, наше христианство было похоже на ритуалы вуду. Как римляне первых веков, которые не понимали, как можно поклонятся «кровавому идолу» христианства, так и двупалые мутанты мира будущего будут считать, что рассуждать о чаше крови христовой, граале, могли не иначе как вампиры. Что мы, их предки, – вампиры. Что для одной культуры религия, для другой, почти хулиганство. И даже не «почти». Но проследить даже общие контуры завета будущего невозможно. А то, что сейчас воцарился Надежа Князю Мира, зверь, и слуги его, и не на 1260 дней, как сказано в Откровении. А на эпоху, конца которой не видно, это данность. В 2050 закончится? Третий завет пока невозможен, но говорить на эту тему нужно. Информацию нужно структурировать. Ей нужно «переболеть».

ДЕТИ ГОТОВЯТСЯ

Молитва детей церковь под открытым небом.

У стены в 1947 году расстреляли и закопали участников неких медицинских экспериментов клиники МОРО (московский опытный родильный объект). Мозаичные иконы, светильники, это место чем-то напоминало «расстрельную стенку» Сретенского монастыря, только не оштукатуренную и побеленную. На кирпичах видны следы от пуль.

Дежурство огонь поддерживается уже три дня и три ночи. Молитвенное стояние. Спустя несколько дней шкидовцы произнесут здесь слова клятвы и молитву перед штурмом замка, и изгнанием из него Наших-Маших.

Полина въезжает в ворота Бестужево со стороны деревни Череново не на молодом осле или старом козле, и не на белом это пони Лакомка из саратовского парка, который только несколько месяцев спустя будет подарен саратовской администрацией продолжательнице дела Гагарина.

Она шла своим ходом. Вова достал «миллион алых роз». Из теплицы в Котласе, как он сказал. Но я думаю, без магии не обошлось. Не роза подмосковная, мелко бутонная, а настоящая, как из Голландии. Перед Полиной, когда она шла от расстрельной стенки до площадки у «никакой церкви» на Горе Пьяной Акушерки, шкидовцы рассыпали лепестки роз. Как на свадьбу.

Наше время.

ИЗ ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОЙ РЕЧИ МАРИИ АЛЕХИНОЙ В СУДЕ.

Я считаю, что религиозная истина не должна быть статичной. Что необходимо понимание имманентных путей развития духа, испытаний человека, его раздвоенности, расщепления. Что все эти вещи необходимо переживать для становления. Что только посредством переживания этих вещей человек может к чему-то придти, и будет приходить постоянно. Что религиозная истина – это процесс, а не оконченный результат, который можно засунуть, куда угодно. И все эти вещи, о которых я сказала, эти процессы, они осмысляются в искусстве и философии. В том числе, в современном искусстве. Художественная ситуация может и, на мой взгляд, должна содержать свой внутренний конфликт. И меня очень сильно раздражает вот эта «так называемость» в словах обвинения применительно к современному искусству.