Незнакомка в зеркале - Лив Константайн

Нажимаю на боковую кнопку, экран загорается, ввожу пароль. Обои – Валентина, Джулиан и я на пляже, у кромки воды. Я в пляжной накидке, на Джулиане – пляжные шорты, на Валентине – розовый купальник в горох. Мне любопытно, какие у меня есть приложения, но на первой странице в основном системные приложения. Дотрагиваюсь до иконки «Фото» и начинаю пролистывать вниз фотографии пейзажей и воды. Никого из семьи. Но я могла снимать семью на фотокамеру. Перехожу в календарь. К моему удивлению, он пуст, а ведь в последние два года я все записывала в телефон. Возможно, раньше я предпочитала бумажный календарь. А вот «Киндл» – интересно, что я читала. Там масса книг, в основном в жанре хоррора, о чем говорят названия и мрачные обложки. Некоторых авторов я узнаю сразу – Эдгара По, Стивена Кинга, Дина Кунца, но другие мне неизвестны. Листаю дальше – там уже специальная литература: книги о том, как справиться с тревожностью и депрессией, как поднять самооценку, что делать, если у вас мысли о самоубийстве. У меня замирает сердце, и я закрываю приложение. Еще покопавшись в телефоне, я не обнаруживаю больше ничего интересного. Внезапно чувствую, что с меня хватит. Я благодарна Джулиану, и он правильно сделал, что на несколько дней увез Валентину: я еще не готова с ней встретиться. Встаю. Нужно чем-то себя занять. Распаковываю чемоданы, раскладываю белье и кофты по ящикам комода. Открыв стенной шкаф, чтобы развесить остальное, вижу свои старые вещи, о которых говорил Джулиан. Здесь белая ночная рубашка до полу, из хлопка, с вышивкой по краю рукава, и уютный флисовый халат, две пары штанов, льняные и вельветовые, белая хлопковая рубашка, темно-синий пуловер и зелено-голубая рубашка из фланели. Представляю, как Джулиан решал, что взять. Он выбрал разумно: ничего сексуального или манящего. Ни единой вещи с подтекстом. Он как бы говорит мне: «Я тебя не тороплю. Мне важно только, чтобы ты чувствовала себя свободно и в безопасности».

Опустошив чемоданы, я делаю паузу, чтобы оглядеться. Комната большая, ничего лишнего, темно-зеленые стены и тяжелые портьеры. Из мебели только кровать на толстых столбиках, украшенных прихотливой резьбой, низкий письменный стол красного дерева и такого же типа ночной столик. На кровати увесистое черно-серое лоскутное покрывало с геометрическим узором. Кажется, домом владеет мрак. Интересно, что привлекает в нем Джулиана. На тумбочке у кровати книга – «Ребекка» Дафны дю Морье. Открываю и на обратной стороне обложки вижу свое имя, написанное черными чернилами, моим почерком. Может, это не Джулиана влечет к темноте, а меня?

Я дома одна – у Джулиана срочный вызов. Он рассыпался в извинениях, что в первый же день оставляет меня одну, но пообещал вернуться как можно скорее. На самом деле мне так даже легче, ведь я получила шанс исследовать дом без надсмотра. Дверь в его спальню закрыта. Поворачиваю ручку, почти уверенная, что замок окажется заперт. Делаю шаг внутрь, ступаю на холодный паркет. В середине комнаты, на чудесном зелено-золотом восточном коврике, стоит большая двуспальная кровать. На стенах фото в красивых рамках – лодки и водоемы. Снимки излучают надежду, даже счастье.

Рассмотрев фотографии, подхожу к туалетному столику и осторожно сажусь, чувствуя себя так, будто вторглась на чужую территорию. Это единственный старинный предмет мебели в комнате: темное дерево, большое зеркало со скошенными кромками, обитое бархатом сиденье. Беру флакон духов «Клайв Кристиан», пшикаю на запястье и вдыхаю. Подействовало молниеносно. Громкая музыка. Чьи-то руки крепко держат меня и кружат в вихре танца. Лицо Джулиана, улыбающееся, наклоняется и целует меня. Дурманящий поцелуй. Дрожащей рукой я ставлю флакон на место. Наверное, я была счастлива. Влюблена. Напрягаю память, но воспоминание исчезло так же быстро, как возникло.

Встаю и иду в прилегающую к спальне ванную. Ступаю в огромную душевую. На одной полке шампунь и мыло. На другой – розовая бритва и пена для бритья, явно женские. Хмурю брови. Это мое? Если бы у Джулиана бывала другая женщина, он, разумеется, избавился бы от всех ее вещей. Но если они мои, очень странно, что Джулиан не выбросил их за два года. Он же видел их каждый раз, когда принимал душ. Сглатываю болезненный комок и бросаюсь вон из комнаты.

Войдя на кухню, я вижу записку на стойке возле кофемашины: «Организовал тебе кофе. Захочешь выпить – просто нажми на кнопку. Д.». Нажимаю. Машина оживает. Интересно, всегда ли он такой предусмотрительный или старается в силу обстоятельств. Открываю один за другим шкафчики в поисках кружки. На верхней полке вижу одну самодельную, как будто сделанную ребенком в детском саду, и у меня замирает дыхание. На кружке нарисована женщина за руку с девочкой и написано: «Я люблю маму». Тянусь к ней, но она слишком высоко. Пододвигаю стул, становлюсь на него и беру кружку, обхватив пальцами надпись. Но, внезапно почувствовав себя самозванкой, ставлю на место, слезаю и достаю обычную белую с нижней полки.

Налив себе кофе, иду с кружкой по первому этажу, все осматривая. Не знаю, когда вернется с продуктами Нэнси и сколько у меня времени, и не хочу, чтобы она следила за каждым моим шагом. Гостиная обставлена со вкусом, кажется, антикварной мебелью. Она выглядит гораздо официальнее, чем мне нравится сейчас. Гадаю, приложила ли я руку к дизайну или все это прихоть Джулиана. На камине фото тридцать на тридцать – наша свадьба. Подхожу поближе, чтобы рассмотреть: мы стоим перед свадебным тортом, я держу нож, рука Джулиана лежит поверх моей. Оба широко улыбаемся и выглядим влюбленными. Мне не очень нравится свадебное платье, оно меня чуть-чуть полнит. И зачем, интересно, такое личное фото в такой официальной обстановке? Кто так решил? Надо будет спросить у Джулиана.

Перехожу в кабинет. Здесь интерьер уже не такой формальный: мягкий голубой диван, по обеим сторонам от него стоят два обитых плюшем кресла с такими же скамеечками для ног; длинный, по всей ширине окон, стол, уставленный фотографиями в рамках. Беру ближайшую – мы с Джулианом на пляже, улыбаемся и держимся за руки, мои волосы развеваются на ветру. Выглядим счастливыми и спокойными. Не могу определить, где сделан снимок. Песок гладкий, и похоже, что позади нас океан, но непонятно, восточное это побережье или западное. Ставлю фото на место и беру следующее – Валентина сидит у меня на коленях, перед ней именинный торт с пятью свечками. Я на этом снимке не улыбаюсь, а будто глубоко задумалась. Депрессия? Иду дальше, и везде фотографии нас троих в домашней обстановке. Но они не дают ответов на вопросы, а просто показывают, что прошло время. Я вдруг понимаю, что не видела других свадебных фотографий.

Ставлю кружку из-под кофе в посудомойку и слышу, что звонит телефон. Беру его и смотрю, кто звонит. Гэбриел.

– Привет, – говорю я.

– Привет, – грустно откликается он. – Как ты?

– Да вот, сижу тут. А ты как?

– Погано. Скучаю по тебе. Все еще не могу во все это поверить.

Боже мой, что же с нами делается.

– Мне так жаль. Даже не знаю, что сказать.

– Я волнуюсь. Невыносимо думать, что ты уехала за сотни километров, в какой-то дом, с мужчиной, о котором ничего не известно.