Нюрнберг - Николай Игоревич Лебедев

сидеть сложа руки. Пока готовится нападение на тюрьму, можно заниматься еще чем-то.

– Например?

– Например, столкнуть русских с американцами, – назидательно произнесла Тень. – Позабавимся, наблюдая, как они грызутся, будто пауки в банке. Чем слабее становится противник, тем сильнее делаемся мы. Но основное – это поможет нам выиграть время и собраться с силами. Я надеюсь на тебя, солдат рейха.

Хельмут привычно щелкнул каблуками и отдал честь.

20. «Гражданка киноартистка»

Наутро Волгин входил в ворота Дворца правосудия, неся под мышкой что-то прямоугольное, завернутое в бумагу. Вид у капитана был торжественный и решительный.

Охранник с любопытством покосился на ношу, но Волгин улыбнулся ему такой открытой улыбкой, что солдат не стал тратить время и интересоваться, что там, в бумаге.

– Черт знает что такое! – донесся из-за угла знакомый возмущенный голос. – Как это вообще понимать?..

Волгин увидел грузовик с откинутым бортом, а возле грузовика – полковника Мигачева, раскрасневшегося как рак. Перед полковником, вытянувшись в струнку, стояли Тарабуркин и Зайцев. У обоих были бледные от ужаса лица, а Тарабуркин при этом еще таращил глаза так, что они едва не вываливались из орбит.

– Вы что, сговорились? Вы теперь все улики будете уничтожать без разбору?.. – проорал Мигачев и пнул сапогом груду пепла. Пепел еще дымился, и Волгин разглядел в нем остатки бумаг.

– Американцы, – испуганно сообщил Тарабуркин.

– Что – американцы? – взвился Мигачев. – Почему коробки бросили без присмотра?

– Я сказал разгрузить, – пробормотал Зайцев. – Как вы приказывали…

– Я виноват?! Зайцев, мало дел вы с Волгиным наделали, весь гитлеровский архив сожгли, а теперь ты еще и эти документы сгубил? А, Волгин, – мрачно обрадовался полковник, увидев подчиненного. – Иди за мной!

Мигачев решительно двинулся к подъезду. Обернувшись, Волгин увидел, как Зайцев с Тарабуркиным испуганно переглянулись между собой. Зайцев грозно замахнулся, будто для удара, а Тарабуркин пожал плечами: мол, я не виноват, вы сами-то куда смотрели?..

Грозный звук шагов Мигачева разносился по коридорам дворца. Волгин едва поспевал за начальником.

– Где американцы сидят, знаешь? – на ходу спросил Мигачев.

– Так точно. Вы же меня с пленкой посылали…

– Куда идти?

Волгин жестом указал направление. Они взбежали вверх по лестнице и свернули в широкий коридор, обрамленный колоннами.

Оглядевшись по сторонам, полковник распахнул дверь в отдельный сектор, где на английском было указано: ОФИСЫ АМЕРИКАНСКОЙ ДЕЛЕГАЦИИ.

Он едва не сбил с ног рыжую Нэнси, которая, впрочем, отреагировала не столько на появление важного советского офицера, сколько на его подчиненного.

Часовой хотел было преградить дорогу, но, увидев выражение лица советского военачальника, предпочел отступить в сторону и на всякий случай отдал честь.

Полковник Гудман стоял у окна напротив дверей кабинета и о чем-то негромко разговаривал с американской артисткой. Грета заламывала руки и умоляюще глядела на него горящими глазами.

– Полковник, вы должны пойти мне навстречу, умоляю вас, – услыхал Волгин. – Вы же великодушный человек! Сколько еще я должна торчать в этом городе?..

– Не торчите. Я вас не заставляю!

– Тогда просто отдайте приказ своим подчиненным, и я отстану!

Завидев Мигачева, Грета смолкла.

Мигачев резко остановился перед Гудманом и, широко упершись ногами в пол, приказал Волгину:

– Переводи!

Гудман с недоумением поглядел на Мигачева.

– Минувшей ночью ваши солдаты решили погреться у костра, – начал тот. – Они не нашли дров и вместо них использовали документы, которые накануне были доставлены на процесс из Берлина советской делегацией. Это были вещественные доказательства! Одиннадцать коробок с ценными документами! Они сожгли все одиннадцать коробок!

Волгин торопливо переводил. Выражение лица Гудмана менялось с каждым словом – от недовольного и раздраженного до удивленного и даже растерянного.

Нэнси издалека с интересом прислушивалась к разговору, благо хрипловатый баритон полковника разносился по всему коридору.

– Это государственный скандал! – продолжал Мигачев. – Ваше руководство будет поставлено в известность о происшедшем, и я не знаю, что оно с вами сделает после этого. А пока я выражаю вам решительный протест. Решительный!

Он шумно задышал, затем развернулся и, стуча подошвами сапог, пошел прочь по коридору. Встречные разбегались в стороны, прижимались к стенам. Часовые вытянулись по стойке «смирно», не понимая, как реагировать на происходящее.

Волгин быстро оттарабанил перевод и помчался вслед за начальством.

Гудман пошел красными пятнами, а Грета с досады принялась кусать губы. Похоже, появление советского полковника очень сильно смешало карты в ее замысловатой и тщательно спланированной игре.

Нэнси невинно наблюдала.

* * *

– …И что мне теперь говорить главному обвинителю? – вскричал Мигачев, обрушившись в кресло. – Ценнейшие документы! И опять все уничтожено. Это что – случайность? Или провокация? А может, самая настоящая диверсия?.. Может, американцы опять решили сыграть в подковерную игру? Может, они и к гибели архива в горах имеют отношение?

Мигачев налил воды из графина и проглотил содержимое стакана одним махом.

– Что молчишь, Волгин? Твои соображения?

– Не могу знать, товарищ полковник. Знаю, что в горах – это была случайность. Американцы тут ни при чем. Кто мог предположить, что гитлеровцы решат перевозить архив среди бела дня… А в данном случае – не знаю.

– Вот и я не знаю. Полковник этот темнит все время. Понятно, что у него своя работа и мы его не устраиваем. Он только и думает о том, как нам палки в колеса вставить. А эта артистка, которая все время вокруг вертится?.. Американка, которая немка. Ты заметил, что она за ним хвостом ходит?

– Так точно. Несколько раз их вместе встречал.

– Зачем она здесь? Что вынюхивает?

Волгин пожал плечами:

– Она и ко мне обращалась…

– Вот как? – Мигачев с прищуром уставился на подчиненного.

– Хотела, чтобы я ее с вами познакомил.

– Со мной? Интересный поворот. Ну, а ты?..

– А я сказал, что вы очень заняты.

– Правильно сказал. Хотя я бы с ней познакомился, почему нет? Потом дома рассказывал бы, что с Голливудом знаком, – хохотнул полковник, но взгляд его оставался льдистым, цепким.

– Ну, если хотите…

– Не хочу. А это что? – Мигачев наконец обратил внимание на сверток в руках капитана.

Бумага с тихим шорохом скользнула вниз, и глазам полковника предстал портрет Волгина.

– О как! – удивился Мигачев.

Несколько мгновений он придирчиво сличал изображение с оригиналом.

– Похож, – наконец резюмировал он. – Прямо действительно похож! Сам рисовал?

– Никак нет. Брат.

– Способный!

– Так точно. Ну вот – это то, что вы просили.

– Что просил?

– Доказательство. Вы говорили, нужно доказательство. Вот оно.

Полковник непонимающе поглядел на Волгина.

– Откуда здесь мог появиться портрет? – принялся растолковывать тот. – Только в том случае, если Колька был здесь. Я купил портрет на черном рынке, а до этого его нашли