Первая леди. Тайная жизнь жен президентов - Кейт Андерсен Брауэр

Пэт была преданной матерью и женой, и сотрудники Западного крыла заботливо делали вырезки из газет, пытаясь оградить ее от колких заголовков. Для нее было мучительно видеть, как ее дочери сталкиваются с гневными протестующими, которые винят их отца за ошибки военной кампании во Вьетнаме и бомбардировку Камбоджи, и как Джули, в частности, вступалась за своего отца в течение двух лет ожесточенных споров вокруг Уотергейта. Дочери Никсона иногда делились своими переживаниями с сотрудниками резиденции, дворецкими, горничными и швейцарами, которые, по их мнению, были единственными людьми, не осуждавшими их. «Вы вне политики и видите истинного человека», — говорила Триша. В лифте Джули спросила швейцара Престона Брюса со слезами на глазах: «Как они могут говорить такие ужасные вещи о моем отце?» — «Не важно, — ответил он. — Не обращайте внимания. Вы же знаете политику. В конце концов все будет в порядке». В разгар скандала Джули выразила недовольство своему отцу, который впал в уныние и не замечал усилий ее мамы помочь ему. «Ей тоже тяжело», — сказала она. В биографической книге о своей матери Джули призналась, что мучилась чувством вины при мысли о том, как она разочаровала Пэт своей критикой в адрес отца. «У нее было множество собственных поводов для беспокойства и способов адаптироваться, поэтому видеть, что ее дочь переживает стресс, было, несомненно, величайшим испытанием».

Поскольку ее сестра, Триша, вела частную жизнь, а ее мать находилась в осаде критики, именно Джули часто вставала на защиту своего отца в прессе, именно Джули служила опорой своим родителям. Время от времени ее мать, казалось, хотела поменяться с ней ролями. Джули долгое время помогала своей матери развеяться, подолгу гуляя с ней на острове Рузвельта, небольшом, лесистом островке на реке Потомак, примерно в десяти минутах езды от Белого дома. После обеда они иногда вместе прогуливались в центре Вашингтона недалеко от резиденции президента, в районе, который в то время был в значительной степени безлюдным по вечерам, потому что люди считали его слишком опасным. Пэт надевала шарф, чтобы прикрыть свои светлые волосы во время их долгих прогулок.

Доблестные попытки Джули помочь ее матери успокоиться не закончились с их отъездом из Вашингтона. За несколько недель до того, как ее отец должен был давать показания перед специальным большим жюри по Уотергейту в июне 1975 года, Джули позвонила матери. «Почему бы тебе не приехать сюда (в Калифорнию. — Авт.)?» — спросила Пэт. Джули ответила, что Дэвид готовится к экзаменам за второй курс в юридической школе, и ей нужно остаться в Вашингтоне, чтобы быть с ним. «Там у тебя только один человек, о котором нужно позаботиться, но здесь у тебя двое сломленных людей», — возразила Пэт.

= «Там у тебя только один человек, о котором нужно позаботиться, но здесь у тебя двое сломленных людей».

Разрушительно подействовала на Пэт книга Боба Вудворда и Карла Бернштейна «The Final Days» («Заключительные дни»), в которой утверждалось, что у Никсона был брак без любви и Пэт страдала алкоголизмом. Она попыталась получить экземпляр книги, но ее муж был непреклонен в том, что она не должна ее читать. Наконец она одолжила книгу у одного из своих секретарей, и в тот же день перенесла инсульт. Президент обвинил в случившемся авторов книги, но, по правде говоря, десятилетия существования в роли супруги политика и унижения, связанного с отставкой мужа, немало способствовали стрессу. Дэвид Эйзенхауэр в интервью 1973 года сказал: «Она (Пэт. — Авт.) — это плечо для всех, но на чье плечо опирается она?» В Белом доме Пэт почти никогда не отменяла мероприятия, но ее беспокойство нарастало по мере того, как Уотергейт затягивался. Накануне отставки Никсона тревога Пэт усилилась. Однажды она вышла, чтобы встретить посетителей, и в лифте спросила у швейцара Престона Брюса: «Брюс, ты думаешь эти люди будут дружелюбны?» Он попытался успокоить ее: «Они кажутся очень дружелюбными, миссис Никсон».

Весной 1970 года, в разгар антивоенных протестов, когда президент отправил американские войска в Камбоджу, а четверо студентов в Кентском государственном университете штата Огайо были убиты членами Национальной гвардии штата Огайо, президент мучился вопросом: стоит ли ему ехать на вручение диплома Джули в Колледже Смита. Она не хотела, чтобы он приезжал, и была готова сама пропустить это мероприятие, если возникнет угроза, что церемония превратится в гигантский протест против ее отца. В Белом доме знали, что антивоенные активисты Джерри Рубин, Ренни Дэвис и другие организовали демонстрации против Никсона в связи с этим событием. Джули в конце апреля написала записку советнику Никсона Джону Эрлихману, в которой обращалась с просьбой, чтобы отец не приезжал. «Я действительно думаю, что этот день станет катастрофой, если он придет, — писала она. — Настроения здесь кошмарные». Она упомянула о митинге с участием тысяч людей, скандирующих «К черту/Трахнуть Джули и Дэвида Эйзенхауэров». Начальник службы охраны Джули предупредил ее, чтобы она не посещала церемонию, а Дэвид воздержался от участия в выпуске. Организаторы антивоенных манифестаций заявили, что они могут вывести на улицы университетского городка свыше двухсот тысяч человек, если появится президент Никсон. Президент решил не присутствовать на церемонии. Шестого июня у Никсонов состоялась частная семейная вечеринка в Кэмп-Дэвиде; президент Никсон находился в необычайно приподнятом настроении и произносил тосты в честь дочери, но Пэт молчала. Она знала, что маленький ужин не может компенсировать того, что Джули пришлось пропустить окончание колледжа из-за той общественной жизни, какую выбрал ее муж, жизни, которую она неохотно приняла.

Не только война во Вьетнаме тяжелым грузом давила на ее мужа. Во время Уотергейта Пэт беспомощно наблюдала, как его засасывает уныние. Никсона можно было поздно ночью застать блуждающим по залам Белого дома и разговаривающим с портретами президентов. Его семья была обеспокоена тем, что он может покончить жизнь самоубийством. «Вы, ребята, при своем деле, — сказал президент своему начальнику штаба, четырехзвездочному генералу Александру Хейгу. — У вас есть способ справиться с такими проблемами. Кто-то оставляет пистолет в ящике». В одной речи он отстаивал свое поведение в связи с Уотергейтом, и после этого Пэт, Триша, Дэвид и личный секретарь президента Роуз Мэри Вудс отвечали на звонки, а он ретировался в Гостиную Линкольна, его любимое укрытие в особняке. Там он сел у камина и запустил кондиционер. «Надеюсь, я не проснусь утром», — пробормотал он.

Но Джули не собиралась сдаваться. Поверх своего календаря на 26 октября 1973 года она написала: «Борьба, борьба, борьба». Одиннадцатого мая 1974 года она стояла на месте своего отца во время пресс-конференции, с отчаянной решимостью готовая защищать его. «Он сейчас сильнее, чем когда-либо, в своем стремлении довести дело до конца». Один репортер сказал, что не понимает, что она делает на месте своего отца, «ведь в нашей системе грехи отцов не влияют на следующие поколения». Джули ответила: «Я видела, что́ пережил мой отец, и так горжусь им, что никогда не буду бояться выходить сюда… Я не пытаюсь за него отвечать на вопросы. Я просто пытаюсь молиться, чтобы мне хватило мужества соответствовать его мужеству». Муж Джули, Дэвид, беспокоился, что она принимает слишком активное участие. Сколь ни трудно было на это смотреть, Пэт хотела, чтобы ее дочь поддерживала семью. Пэт высказала свое недовольство Дэвиду: «Почему ты не поддерживаешь Джули?»