Компромат на генерала - Александр Тамоников

Карцев подтвердил:

— Да. Так они объяснили причину своего прибытия в отряд, не раскрывая подробностей.

Андрей ударил ладонью по столу:

— Вот. Теперь ситуация проясняется.

— Что ты имеешь в виду?

— А то, Игорь, что Лопырев и Столяр здесь как раз для того, чтобы лично этапировать меня туда, куда прикажет Оболенский. Это еще раз подтверждает, что подстава в Матли не обошлась без активного участия генерала.

— Андрюш! Ну зачем Оболенскому уничтожать тебя? Затевать целую операцию лишь для того, чтобы нейтрализовать какого-то майора? При желании генерал, если исходить из версии, что он связан с бандитами, спокойно мог отправить снайпера в лес к усадьбе — и тот спокойно уложил бы тебя одним выстрелом. Или в доме организовал бы встречу, после которой тебя вынесли бы вперед ногами. Зачем ему, Оболенскому, так усложнять в принципе простую задачу?

— А вот это, Игорь, мне и надо выяснить! Пока я склоняюсь к такой версии. Оболенский считает, неизвестно почему, что я представляю для него серьезную опасность. Он решает убрать меня. И сделать это в Чечне во время боевого выхода, который сам и организовывает, чтобы смерть моя не явилась чем-то из ряда вон выходящим. Потери в ходе спецопераций, к сожалению, обычное дело. Но тут сообщники генерала из числа окружения Джуры, а возможно и сам Джура, предлагает Оболенскому не просто уничтожить меня, а использовать для подрыва стабильности в районе. Понятно, какой резонанс вызовет в обществе расстрел российским офицером целой чеченской семьи. Вокруг Буданова, устроившего самосуд над одной снайпершей, вон какой шум подняли, а тут целая семья! Вероятно, друзья нашего продажного генерала предлагали подставить и штурмовые группы, но тут Оболенский воспротивился. Он понимает, что если карательную подставу повесят на отряд, то ему, как руководителю Службы, несдобровать. Другое дело — диверсант-одиночка, действующий автономно. Бандиты приходят к общему знаменателю. И бойню в Матли устроить, чтобы вызвать дестабилизацию обстановки в обществе, и меня подставить так, что убивать не надо. Сам сдохну в камере во время следствия. Или, что более вероятно, буду расстрелян конвоем, состоящим из верных Оболенскому людей, при банальной «попытке к бегству». И это не будет выглядеть странным. Майор, хладнокровно расстрелявший семью, не пожалевший ни женщин, ни детей, психически здоровым просто не может быть. Пусть временно, но крышу у него явно сорвало. А от такого конвоируемого можно ожидать все, что угодно, и в первую очередь как раз попытки вырваться на свободу! Так что зуб даю, Игорь, Лопырев и Столяр прибыли сюда, чтобы разделаться со мной тогда, когда на меня повесят убийства в Матли и когда я буду бессилен защитить себя. А именно — в процессе конвоирования с базы!

Полковник проговорил:

— Да, кружева ты наплел, куда там! Но… все что сказал, при условии, что Оболенский действительно связан с боевиками, вполне может случиться.

— Вот именно, Игорь. Хорошо, что и ты наконец понял меня. Генерал хочет убить меня. А умирать мне рано. Сначала надо во всем разобраться, а главное, просчитать: в чем же я представляю угрозу руководителю антитеррористической службы? Где, на каком этапе и чему я мог оказаться свидетелем, ставшим смертельно опасным для генерала? А посему мне просто необходимо остаться на свободе! А для этого существует лишь один способ!

— Ты собираешься бежать?

— Да. Но не сейчас, нет. Я не могу подставить еще и тебя. А вот во время этапирования — другое дело. Но побег без твоей помощи невозможен. Скажи честно, я пойму, ты поможешь мне?

Карцев взглянул на Москвитина:

— Конечно, помогу. Вот только чем?

— Слушай меня!

Офицеры склонились над картой.

Закончив изложение плана, Москвитин спросил:

— Ну как?

Полковник оценил:

— Неплохо. Совсем неплохо. Одно настораживает. Слишком уж от многих факторов зависит успех. Если где-то что-то не срастется, все полетит к чертям собачьим.

Андрей согласился:

— Да, план не в полной мере зависит от того, как будут действовать следственные органы и как они организуют конвоирование. Но, по логике, они должны работать именно так. Только при названном мной варианте этапирования Лопырев с дружком смогут инсценировать мою гибель со стопроцентной гарантией выполнения своей задачи. Доставив на «вертушке» в назначенное место, они покончат со мной. Не сразу. Когда рядом не будет посторонних людей. И никакого следствия, и никакой угрозы Оболенскому. К тому же подобный исход устроит и чеченскую сторону. Преступник, расстрелявший беззащитную семью, погиб, труп налицо, волнения прекратятся!

— Значит, ты считаешь, что тебя уберут отсюда «вертушкой»?

— Да. Автомобиль, пусть и с приличной охраной, Оболенского не устроит! Он знает мои боевые возможности и понимает, что на земле у меня остаются шансы переиграть охрану и скрыться. Зачем же ему рисковать, имея прекрасный и беспроигрышный, с его точки зрения, вариант с вертолетом?

Полковник пожал плечами:

— Что ж. Скорее всего, и здесь ты прав. Но, посмотрим, как все сложится в реальности. Допустим, мы обеспечим побег. Что дальше?

— А дальше, Игорь, снабди Захарова такой же радиостанцией, которую предоставишь мне и, оторвавшись от преследования, если оно начнется, или когда обстановка немного успокоится, я через него свяжусь с тобой. Напрямую держать связь нам с тобой нельзя, вот и выступит Гоша посредником.

— Ты ему доверяешь?

— Да.

— А согласится ли он участвовать в нашей авантюре?

— Думаю, согласится. Но мне надо поговорить с ним. Я сейчас пойду в душ, ты прицепи ко мне охрану, пусть Лопырев со Столяром видят, что я под твоим контролем, сам же вызови к себе Захарова. И задержи его до моего возвращения. Разговоры с ним, уверен, затянутся. А потом он приготовит тебе кофе, и все будет выглядеть со стороны естественно.

— Добро.

Майор указал на сканер, лежащий на столе и сигнализирующий о том, что разговор офицеров не прослушивается:

— Ты светофор не выключай. Пусть работает.

— Само собой.

Москвитин, раздевшись, взяв полотенце с туалетными принадлежностями и, дождавшись двух бойцов отделения обеспечения, вместе с ними направился к открытым душевым кабинам мотострелкового батальона. За его перемещением проследил Столяр, доложивший Лопыреву о движениях майора. Старший группы Оболенского махнул рукой:

— Не хрена за ним смотреть. Ему теперь деваться некуда. Везде смерть. В горах она может быть мучительней. Некуда бежать уважаемому Андрею Григорьевичу. Добегался, сука! И поделом! А то супермена из себя строил. Что ты, диверсант-одиночка, офицер особого применения. А попал на подставе, как лох рыночный. Тоже мне профи!

Столяр хотел возразить. Все же Москвитин в отличие от них обоих мог спокойно и один противостоять целой банде моджахедов. Но промолчал. Лопырев являлся старшим в их связке и отличался подленьким характером. Доложит еще Оболенскому, что Столяр вел себя подозрительно, и накрылось теплое хлебное местечко. А терять его старший лейтенант не хотел. Чтобы потом рисковать жизнью здесь, в отряде? Нет уж! Пусть за идею служат другие. А у Столяра свои представления о службе. Надо служить, а если придется, то и прислуживать. Ничего зазорного в этом Яков Столяр не видел. Старлей без комплексов. За хорошие деньги он сделает все, что ни прикажут! Впрочем, такой политики придерживались все приближенные к Оболенскому офицеры, официально составляющие его личный оперативный резерв.