Средневековые замок, город, деревня и их обитатели - Константин Иванов

Позже, в назначенный час, флагелланты выходили на городскую площадь или на кладбище и здесь публично исповедовались в своих грехах. Совершалась эта исповедь особенным способом. Они снимали с себя верхнюю одежду, подвязывали себе длинные передники, ниспадающие до самой обуви, затем ложились на землю, образуя собою большой круг. Ложились они в разных условных позах, из которых каждая выражала собой тот или другой грех. Можно было, таким образом, по положению каждого видеть, в каком грехе он каялся. Предводитель их обходил круг, шагая через каждого кающегося, касался его бичом и приглашал встать и впредь остерегаться греха. Каждый, через которого переходил предводитель, вставал и следовал за ним. Когда последний из них поднимался с земли, все они становились в круг. Певцы затягивали духовную песнь, и братья, отделяясь поодиночке от хороводного кольца, обходили его и ожесточенно бичевали себя по спине, на которой выступала кровь. Моментами эта однообразная церемония прерывалась коленопреклонением и падением на землю с распростертыми руками, а оканчивалась одеванием верхнего платья.

Само собой разумеется, что площадь была запружена зрителями. Обыкновенно кто-нибудь из них начинал собирать подаяния в пользу бичующихся. Между тем зрелище продолжалось. Один из флагеллантов поднимался на возвышение и читал копию с длинного письма, написанного, по его словам, самим Христом на мраморной доске, которую принес с неба ангел и положил ее на алтарь Св. Петра в Иерусалиме. В письме этом объявлялось всем верующим, что бедствие, ими испытываемое, есть наказание Божие за грехи, неправду и безверие. Христос, говорилось в нем, хотел уже совершенно уничтожить всех христиан за то, что они не соблюдают ни Воскресенья, ни Пятницы, между тем как даже иудеи строго чтут свою Субботу. Только по просьбе Пресвятой Девы Марии и ангелов согласился Он отсрочить наказание… Кто исполняет заповеди Божьи, чествует Его праздники и удерживается от греха, тому воздаст Христос вечною любовью. Кто не уверует в это письмо или скроет его, того постигнет Божья кара; а кто уверует, и перепишет его, и станет распространять среди других, на дом того человека снизойдет Господнее благословение. Чтению этого письма народ внимал в благоговейном молчании и верил всему…

Когда флагелланты выходили из города с зажженными свечами, при колокольном звоне всех церквей, в таком же точно порядке, в каком входили в него, многих из горожан увлекали они за собой. Торжественно разносилось по улицам пение их: «Господь, Отец наш, Иисус Христос! Ты один только, Господь наш, только Ты можешь прощать нам грехи наши! Отсрочь еще час нашей кончины, продли нашу жизнь, чтобы мы могли оплакивать Твою смерть!» Неудержимо, поддавшись их заразительному экстазу, рвались за ними юноши. Матери не могли удержать дочерей своих. Босые, полуодетые, без денег, без хлеба, молодые люди убегали из родимого гнезда…

Дикое исступление флагеллантов, их неотразимое влияние тоже были своего рода эпидемией. И немало жертв уносила она, выманивая их из-под уютного бюргерского крова, из светлой девичьей горницы, забирая от плуга, с пастбища и даже из-под церковных сводов — служителей церкви. Многие уходили, но возвращались назад немногие, да и те — истерзанные, измученные…

Душно было горожанину в узких улицах города. Те небольшие сады, которые разводились при частных домах, были весьма бедны, так как не было главных условий для их преуспевания — простора и света. Недостаток места не позволял разбить сад в черте города, и потому сады разводились за городскими стенами. Стоило выкроить свободный день, наступить празднику, как горожанин спешил в загородный сад. И как же трепетало сердце его, когда наступала весна, когда солнышко сильнее пригревало, когда раздавался первый крик аиста, расцветала первая фиалка и небеса как будто улыбались. Великий германский поэт Гете описывает, как Фауст любуется с возвышения на долину, переполненную разряженными горожанами, справляющими здесь, под открытым небом, светлый праздник и совпавшее с ним начало весны. Фауст говорит своему товарищу:

Праздник весны сопровождался особым обрядом. Горожане несли с собою в поле соломенное чучело, изображавшее зиму или смерть, и здесь или топили его, или бросали в костер. Вся эта церемония сопровождалась весенними песнями. Вот точный перевод одной из них:

Во Франкфурте знатная молодежь из знатных семей провожала зиму по-своему. Дело происходило в самом городе. Нарядившись в белые купальные костюмы, юноши носили по городским улицам одного из своих товарищей на носилках, покрытых соломой. Товарищ должен был изображать скончавшуюся зиму, а все остальные представляли похоронную процессию. Обойдя город, они заканчивали свое празднество в каком-либо погребе за кружками с вином, пели и плясали.

Особенно чествовали везде первое число мая. Во многих городах этот древний народный праздник справлялся с особенными церемониями. В этот день буквально наступало царство цветов. Цветы и зелень были всюду: и в церквях, и в домах, и на одеждах. Молодежь выбирала из своей среды распорядителя майского праздника, так называемого «майского графа или короля». Майский граф выбирал себе из девушек «майнну». В лесу рубили деревцо, привозили его на место потехи, устанавливали там, и вокруг этого «майского дерева» царило бесконечное веселье, в котором принимали участие и стар, и млад. Или же избранный майским графом в сопровождении своей тут же составившейся свиты выезжал из города, чтобы нарубить в лесу целый воз березок. Когда воз выезжал из лесу, на него нападала и завладевала им толпа горожан. Это должно было означать, что лето завоевано, что оно в их власти. Тут же березовые ветки расхватывались, как какая-то драгоценность. Обыкновенно майский праздник сопровождался стрельбою в цель. Призами, которые раздавались самым ловким стрелкам, были предметы из серебра — чаще всего ложки.