Клинок мертвеца - Люк Скалл

Беловолосый генерал скрестил на груди руки и, прищурившись, вперил в Белую Госпожу испепеляющий взгляд. Его черный плащ развевался в соленом бризе.

– В нашем священном походе не будет исключений, богоубийца. Твой город разрушат, а твоих людей уничтожат. Такова судьба тех, кого мы оцениваем как недостойных.

– А кто ты такой, чтобы судить, что является достойным? – мягко спросила Белая Госпожа. – Это – как ты сказал, генерал. Даже боги не смогли судить меня.

– Ваши боги были единственными существами, обладавшими силой противостоять нам! – прогремел голос Савериана. – Тем не менее подобные тебе убили их, как и двоих наших людей. На такое может быть лишь один ответ.

– Вам не преодолеть барьер, – снова заявила Белая Госпожа.

Однако теперь ее голос прозвучал несколько напряженно, возможно, даже с ноткой сомнения.

Эремул повернулся к Айзеку, стоявшему рядом.

– Что бы произошло, если бы Белой Госпоже пришлось обратить свою магию против Савериана? Она могла бы уничтожить вашего генерала здесь и сейчас.

Айзек покачал головой.

– Мы не принадлежим к Структуре, и ее правила касаются нас лишь до некоторой степени. Для старейших из нас магия – словно вода. Сопротивляемость магии – в прямой зависимости от близости к наследию благословенных Пилигримов, но даже тот, у кого за плечами хотя бы несколько веков, может выдержать значительное магическое воздействие. Эльфы тоже собирались противопоставить нам свое волшебство во время Сумеречной войны. Оно мало помогло им.

Савериан выпрямился во весь рост – более семи футов резких черт и чересчур угловатых конечностей, заключенных в почти непроницаемые серебряные доспехи, которые облегали его, как ткань.

– Я преследовал великих змеев из Руна. Я убил в поединке короля эльфов. Я был древним, когда твои предки еще рылись в грязи. Я – генерал Савериан, и я заявляю сейчас, что тебя настигнет Расплата. Нет такого щита – ни магического, никакого другого, – который защитит тебя от нее.

Сделав это заявление, генерал встал к Белой Госпоже спиной и дал флоту сигнал разворачиваться. Лорд-маг молча смотрела, как уходят корабли. Затем она повернулась и поплыла назад, к своему городу.

Когда флотилия направилась обратно через пролив Мертвеца, Эремул собрался с духом и задал вопрос, который беспокоил его с тех пор, как он впервые услышал понятие от Айзека.

– А что это значит, – спросил он, – Расплата?

Судья смотрел вдаль. Он казался встревоженным, и на мгновение Полумаг задумался, не слишком ли он искушает судьбу.

А потом Айзек объяснил.

– Прах, – прошептал он. – Все обратится в прах.

Эремул сидел в мрачной комнате в Прибежище, которую он делил с двумя другими беженцами. Рикер и Мард были убогой компанией, но, по крайней мере, они не презирали его, как многие в городе. Сон опять ускользал от Полумага этой ночью. По всей вероятности он будет ускользать от него каждую ночь, начиная с сегодняшней и до той минуты, когда генерал Савериан применит чудовищное оружие, которое описал Айзек. Это оружие разрушало миры. Слова Айзека снова и снова крутились в голове Эремула.

В Прежние Времена мы назвали его последним средством спасения. Оно было у всех народов, когда дело шло к концу. Отчаянная борьба за бессмертие сводила правителей с ума. Как только один решался применить это оружие, все остальные следовали его примеру. Тех, кто не умирал сразу, травили. На земле тоже сказывалось содеянное нами. Пилигримы были нашей последней надеждой. Они уехали в поисках лучшего места. Их путешествие длилось бессчетные тысячелетия, пока наконец они не нашли где-то новую землю. Землю, которую можно было назвать домом.

Эльфы, стали первыми, кого настигла Расплата, их большие лесные города превратились в почерневшие пустыри, полные пепла и костей. Вторая Расплата состоялась далеко на юге, когда империя покрытых чешуей людей, которых мы называли сауронами, стала угрожать применением смертоносных ядов против нашего народа. Мы выбрали меньшее зло. Я выбрал меньшее зло.

Как Судья Айзек – вместе с сестрами – был одним из нескольких избранных, на которых возлагалась этическая проблема: они решали, заслуживала ли цивилизация применения крайнего средства.

У Полумага дрожали руки, когда он открыл спрятанную коробку, прикрепленную к нижней части его кресла, и достал бутылку кархейнского белого, которую купил неделю назад. Она предназначалась в дар Монике – ее любимое вино с родины, из Тарбонна. Но Моника исчезла, и прозрачная жидкость в бутылке – возможно, единственное, что позволит ему забыть о неотвратимом уничтожении города и его населения, по крайней мере на время.

И тут грубая рука вырвала у него бутылку. Подняв голову, Эремул увидел щербатую ухмылку Рикера, который бросил на него злобный взгляд.

– Думаю, я это опрокину, – сказал он.

Засунув пробку в рот, он попытался вытащить ее с помощью нескольких оставшихся у него зубов.

Эремул смотрел снизу вверх на Рикера, пока тот боролся с бутылкой.

– Я ведь чародей, ты знаешь, – медленно проговорил он. – Не могу удержаться от мысли, что с твоей стороны было бы умнее просто попросить.

– Наплевать, – пробормотал Рикер, не выпуская пробки изо рта. – Мне незачем жить. Если хочешь забрать вино у меня, сначала убей.

Полумаг вздохнул. После недолгого размышления махнул рукой – продолжай, мол.

– Наслаждайся, – сказал он.

Затем Эремул покатился на кресле в угол грязной комнатушки, который объявил своим, и закрыл глаза.

«О спокойной выпивке можно забыть».

Минутой позже раздался стук в дверь.

– Кто там? – громко проворчал Мард.

Старик почти не двигался со своего места на полу. Когда к нему возвращалась способность ясно мыслить, он говорил, что работал в доках, пока невольники Мелиссан не сожгли его дом и не убили семью. Полумаг полагал, что эта трагедия и свела мужчину с ума.

Дверь открылась, и в проеме появилась женская фигура. Она неуверенно топталась там, укрытая темнотой ночи.

– Я сказал тебе, – злобно завопил Мард, – я не хочу подцепить никакой заразы. Моя жена меня убьет.

– Твоя жена мертва, – мягко произнес Эремул. – И у нас есть более серьезные причины для беспокойства, чем какая-то зараза. Поверь мне.

Нахмурившись, он посмотрел на женщину. В Прибежище шлюхи захаживали довольно часто, каждый делал, что мог, дабы выжить. Но эта не была одета для подобной, так сказать, работы.

Он подкатился поближе.

– Тебе что-нибудь нужно? – с раздражением спросил он.

Затем он почувствовал аромат духов и тихо ахнул. Он знал этот запах. Гостья приблизилась, и на нее упал лунный свет, выхватив из темноты ее черты. Сердце Полумага словно взорвалось в груди.