Солнечные часы - Софи Ханна

Она нажала кнопку вызова и, дожидаясь ответа, повторяла заготовленную отповедь: «Кажется, я дала ясно понять, чтобы меня неделю не дергали». Надо только произнести эту фразу помягче.

Четверг, 6 апреля

В два часа ночи я все еще внизу, свернулась в тугой клубок на диване перед телевизором. От усталости ничего не соображаю, а заснуть боюсь. Да и все равно не усну. Нажимаю на пульте кнопку «без звука». Телевизор не выключаю из суеверия: сейчас образы на экране – единственная связь с миром.

По ночам выползает моя трусость, моя слабость, беспомощность – все то, с чем я каждый день с утра до вечера упорно сражаюсь.

В черном прямоугольнике окна отражаются два золотых шара светильника, а ниже – мой зеркальный двойник. У меня одинокий вид. В детстве я верила, что если в освещенную комнату впустить темноту, в комнате стемнеет – ведь становится же светло, когда по утрам отдергиваешь занавески и впускаешь солнце. Отец объяснил, в чем разница, но в душе я осталась при своем мнении. Обычно я зашториваю окна, как только небо начинает менять цвет от синего к серому.

Сегодня это бессмысленно, темнота уже заполнила дом – из-за ухода Ивон, из-за беспорядка после полицейских, хотя сами они наверняка убеждены, что убрали за собой, так же как Ивон считает, что навела чистоту, сбросив смятые конверты и мокрые чайные пакетики на крышку мусорного ведра.

Она оставила большую часть своих вещей, в этом хочется видеть добрый знак. Весь вечер я рвалась ей позвонить, но не смогла. Скрывать случившееся со мной три года назад было легко. Заявиться в полицию и обвинить порядочного человека в изнасиловании было легко. Почему же так сложно набрать номер телефона лучшей подруги и извиниться?

Ивон решит, что наша ссора меня не трогает, ей в голову не придет, что я не звоню от страха. Из нас двоих я жупел. Ивон нередко поддразнивает меня за это. В самом деле, при желании я способна нагнать страху на кого угодно.

Одного моего взгляда достаточно, чтобы Ивон вытерла кухонный стол или накрыла масленку крышкой. Я люблю чистоту. Даже думать не могу в беспорядке. Никогда не оставляю мастерскую неубранной, закончив работу, возвращаю каждый инструмент на положенное место: молотки лежат справа от алмазного оселка, а тот, в свою очередь, справа от зубил.

Ты понимаешь меня как никто. Перед тем как лечь в постель в нашем номере, ты аккуратно складываешь одежду на спинке дивана. Твоих носков на полу я ни разу не видела. Услышав от меня об этом, Ивон сморщила нос и заявила, что ты точно маньяк, если так сдвинут на порядке. А я ответила, что она все неправильно поняла. Аккуратность тебе идет. И у тебя здорово получается – быстро и ловко. Наверняка сказывается практика. Со стороны поглядеть – вся одежда случайно легла точь-в-точь параллельно краю дивана.

Помнишь, я однажды сказала, что если Ивон вдруг пропадет, полиции не составит труда определить, что она недавно ела? Сейчас у меня волосы дыбом встают, как вспомню это свое заявление. Но я сказала правду. Сухие розовые чешуйки, прилипшие к сковородке, укажут на ужин из лосося. Застывший белый жир со спаленными до черноты кусочками станут свидетельством того, что на ланч у Ивон были сосиски.

Ты посоветовал мне настаивать на том, чтобы подруга убирала за собой. Но если настаивать, Ивон называет меня тираном. «Ты превращаешься в чудовище», – говорит она, нехотя убирая из холодильника пустую картонку из-под молока трехнедельной давности.

Я так привыкла никому не спускать, что теперь вряд ли стану прежней. Я намеренно сделала из себя человека, который считает важной любую мелочь. «Плыви по течению», – часто повторяет Ивон. Но для меня плыть по течению – значит под угрозой ножа шагать к машине незнакомца.

Не превратись я в чудовище, ты мог бы и не заметить меня в тот день на станции техобслуживания. Не знаю, какую часть скандала ты видел или слышал, – ты не говоришь. Мне не удалось выудить из тебя и другую важную информацию, к примеру, обедал ли ты сам в тот день в Ист-Сервис. Возможно, ты был в магазине через дорогу и в ресторанный дворик зашел, только услышав мою ругань. Хотелось бы знать точно. Я обожаю историю нашего знакомства и мечтаю воссоздать ее во всех подробностях.

Я ехала на встречу с возможной клиенткой, бабулькой, желавшей отреставрировать садовые солнечные часы, по ее словам, восемнадцатого века и в плохом состоянии. Я ей объясняла, что делаю оригинальные экземпляры и почти не занимаюсь реставрацией, но у нее был такой тоскливый голос, что я сдалась и пообещала взглянуть на часы. Выехав из дому, сразу поняла, что умираю с голоду, и завернула в Роундесли-Ист-Сервис.

Ни один здравомыслящий человек не рассчитывает на приличную еду в забегаловке при станции техобслуживания, и я была готова получить едва теплого цыпленка с безвкусной картошкой и сморщенным горошком. В отличие от тебя, я не прочь иногда пожевать что-нибудь далекое от изысков. Но то, что мне вручили на подносе, иначе как оскорблением не назовешь. Ты видел? Мог ли рассмотреть – или в тот момент был далеко от меня?

От цыпленка цвета асфальта воняло мусорным ведром, меня чуть не стошнило. Я сказала официанту за стойкой, что мясо испорчено. Он закатил глаза, будто я его достала, и заявил, что я даже не попробовала. Мол, если цыпленок окажется плохим, я могу вернуть – и он заменит, но не собирается менять еду, которую я не пробовала. Я потребовала менеджера. Официант угрюмо сообщил, что начальство отсутствует.

– И когда она вернется? – поинтересовалась я. Этому индюку небось претила даже мысль о том, чтобы подчиняться женщине.

– Не она, а он. Часа через два, не раньше.

– Отлично. Я подожду. И посоветую вашему боссу уволить вас.

– На здоровье. – Брюс Догерти – имя значилось на бейджике – равнодушно пожал плечами.

– Цыпленок испорчен. Он протух! Достаточно на него посмотреть, чтобы это понять. Не верите? Сами попробуйте.

– Нет уж, спасибо. – Он ухмыльнулся.

Из чего я сделала вывод, что срок годности мяса давно истек и официант в курсе. Он злорадно демонстрировал свое наплевательское отношение к клиентам. Я взвилась, заорала ему в рожу:

– Не успокоюсь, пока тебя отсюда не погонят взашей! Что тогда станешь делать? Хирургом заделаешься? Или изобретателем? Или выберешь что-нибудь, более соответствующее твоим талантам? К примеру, унитазы будешь от говна оттирать или на помойке Ист-Сервис подставлять жопу проезжим торгашам?

Тот и глазом не моргнул. За мной уже толпились люди, и Догерти обратился к первому клиенту в очереди со словами:

– Примите мои извинения и спасибо за ожидание. Слушаю вас?

Я заорала еще громче:

– Ну вот что! Я человек занятой. И хочу чего-нибудь съесть. Что угодно, кроме отравы.

Безобразно одетая тетка в летах тронула меня за руку и кивнула на угловой столик:

– Здесь, между прочим, дети.