Невероятные приключения Шарлотты Бронте - Лора Джо Роулэнд

— Шарлотта Бронте, — выкрикнула надзирательница, отпирая дверь, — на выход!

Женщины заголосили:

— Ее нельзя забирать! Мы желаем знать, чем закончилась история Джейн Эйр!

Радость переполняла меня, когда я вскакивала со своего матраса. Я не подозревала, что меня ждет нечто куда худшее, чем Ньюгейтская тюрьма.

Пасха 1849 года. После всенощной огромная толпа народа заполонила Красную площадь — обширное пространство, замкнутое стенами Кремля.[5]Купола сверкали во влажном весеннем воздухе. Собор Василия Блаженного, с его многокрасочными узорчатыми маковками похожий на рождественский леденец, возвышался на краю площади. Тысячи лиц, озаренных дрожащими фитильками свечей, которые люди держали в руках, сияли, словно лики на средневековых иконах. Двери всех кремлевских храмов открылись. Свет изнутри излился наружу, и процессия священников в золототканых облачениях — некоторые размахивали кадилами — выступила на площадь в сопровождении верующих, которые несли хоругви и тонкие восковые свечи. Хор мощных голосов взмыл к небесам.

Джон Смит, стоя в толпе, видел знакомую фигуру агента третьего отделения, который следил за ним вот уже четыре месяца. У агента, щуплого меланхоличного человека с темными усами, было типично русское лицо. Но сегодня Слейд заметил в его внешности нечто особенное. Человек подошел к нему ближе, чем обычно, Слейд впервые встретился с ним взглядом и почувствовал, что шанс, которого он долго ждал, у него в руках. Он медленно выбрался из толпы, позволив своей «тени» следовать за ним, не отставая, и остановился на берегу реки. Здесь, под сенью деревьев, было темно и тихо. Отсвет огней, горевших на Красной площади, виднелся вдали. Ждать пришлось недолго. «Тень» подошла к нему и сказала:

— С Пасхой вас, господин Иван Зубов.

— Вас также, господин Андрей Плеханов. И ваших коллег по третьему отделению.

Темные глаза мужчины расширились.

— Откуда вы знаете, кто я?

Слейд немного пошпионил за своим шпионом. Он проследил его путь до дома и расспросил соседей — арендаторов других квартир. Плеханов не заметил, как Слейд обернул слежку против него.

— Я позаимствовал страничку из вашего блокнота.

Плеханов деланно улыбнулся:

— Вы не обычный инакомыслящий, господин Зубов. Ваши товарищи — Петр, Александр и Федор — никогда бы меня не обнаружили, не говоря уж о том, чтобы узнать мое имя. Но они слишком заняты организацией заговора против правительства, не правда ли?

Предполагалось, что Слейда должно огорчить сообщение о том, что третьему отделению известно, кем являются он и его товарищи, и он с готовностью изобразил на лице соответствующее выражение тревоги и испуга. Плеханов облегченно улыбнулся:

— Как видите, мы знаем, что вы замышляете.

— Я ничего не замышляю, — ответил Слейд намеренно дрожащим голосом, избегая смотреть в глаза собеседнику и всячески давая понять, что он лжет. — Я вообще никакой не инакомыслящий.

— Неужели? А как же статьи, которые вы пишете для радикальных изданий?

— Я пишу по заказу всех, кто мне платит. Я всего лишь бедный журналист, который таким образом зарабатывает на жизнь.

Плеханов рассмеялся.

— Вы бедны, это правда. Ваш хозяин сообщил, что вы просрочили арендную плату за квартиру. Вы также задолжали во всех магазинах и кабаках в округе. — Слейд сознательно создавал себе репутацию закоренелого должника, и Плеханов заглотал эту наживку. — Но не бойтесь. У меня к вам предложение. Если вы его примете, все ваши финансовые проблемы будут решены.

Слейд изобразил надежду во взгляде, смешанную с настороженностью:

— Что за предложение?

— Вы станете моим осведомителем, будете доносить на своих товарищей, а я буду платить вам за это столько, что вы не только покроете свои долги, но останется еще и на чарку водки.

— Я не могу предать своих товарищей, — возмутился Слейд.

Меланхолическое выражение на лице Плеханова сменилось жестким:

— Откажетесь — вышлем вас обратно в Санкт-Петербург. А мне случайно стало известно, что там вас разыскивает полиция. — Слейд сам распространил слух о том, что он якобы совершил ряд мелких правонарушений в Санкт-Петербурге и скрывается в Москве от закона. Это, как и хотел Слейд, заставило Плеханова поверить, что у него есть рычаг давления на своего подопечного. Тот обреченно опустил плечи и согласно кивнул.

— Вы разумный человек. — Плеханов снисходительно похлопал Слейда по спине. — А теперь, когда мы заключили сделку, скажите: замышляют ли ваши товарищи что-то, о чем третьему отделению следует знать?

Ответ на этот вопрос у Слейда был заготовлен: заговор убить шефа третьего отделения. Он с товарищами тщательно следил за князем Орловым, и план операции был уже почти готов. Чувство вины обрушилось на Слейда подобно ножу гильотины. Но долг повелевал ему отдать товарищей в руки врага.

— Да, — сказал он с искренним отчаянием, — есть.

Я вышла из камеры с ощущением свободной женщины, хоть и была еще в тюремной одежде. Едва веря в свое счастье, обуреваемая радостью, я горячо благодарила мужчин в белых халатах как своих спасителей. Они не отвечали. Ведя меня вдоль галереи, они смотрели прямо перед собой и шли в ногу, печатая шаг, как на военном параде. Оба были высокими, обоим было лет по тридцать; но тот, что шел справа от меня, имел сильно развитую мускулатуру и точеный профиль греческого атлета, тот же, что шел слева, был долговязым и тощим, с пухлыми губами и взглядом, выдававшим чувственность и порочность.

— Вас послал лорд Истбурн? — спросила я.

Они, похоже, даже не заметили, что я что-то сказала. Но кто кроме лорда Истбурна мог послать их, чтобы вызволить меня из тюрьмы? Ни один из двоих не обращал на меня ни малейшего внимания, но я была слишком благодарна им, чтобы сетовать на их поведение. Вдоль всей Ньюгейт-стрит тускло горели газовые фонари. Было, скорей всего, часа два-три ночи. По небу, подсвеченному оранжевым заревом литейного стана, плыла пелена дыма. Нигде не было видно ни души. Как же я доберусь домой? Сомнительно, чтобы здесь удалось поймать экипаж, а пешком я идти боялась: Лондон кишел головорезами.

К моему облегчению из тени между двумя фонарными столбами появился экипаж, запряженный парой лошадей. Один из моих сопровождающих, тот, что напоминал греческого атлета, вскарабкался на козлы и сел рядом с извозчиком. Другой открыл дверцу для меня.

— Пожалуйста, отвезите меня на Глостер-террас, дом семьдесят шесть, — попросила я.

Трясясь в экипаже, я предвкушала горячую ванну, хорошую еду и встречу с друзьями. Чтобы понять, далеко ли еще ехать, я выглянула в окно и увидела незнакомую улицу.