Беру тебя напрокат - Елена Трифоненко

— Бен сегодня какой-то капризный — мы с Меган решили не таскать его в город. А ты почему на корабле?

— Так вышло, — бубню я и отвожу глаза.

Не рассказывать же ему, в самом деле, что я притворяюсь «раненой» из-за того, что не смогла вовремя отпихнуть домогающегося парня.

Впрочем, Джона подробности и не интересуют.

— Пойдем со мной в боулинг! — предлагает он и почти подпрыгивает от нетерпения.

— У меня нет денег.

— Ничего. Я угощаю.

Наверное, это неправильно — идти гулять за чужой счет, но я все равно соглашаюсь. Мне жутко не хочется скучать.

Мы с Джоном зависаем в боулинге часа на полтора. Я не слишком-то умею катать шары, но Джон терпеливо корректирует мою технику. Сам он играет как бог. И параллельно с моим обучением организует себе дуэль с каким-то старичком с соседней дорожки. Старичок ужасно болтлив и параллельно с игрой рассказывает нам на ломанном английской историю своей жизни. Она у него насыщенная. Родился старичок в Аргентине, молодость провел в ЮАР, а после сорока обосновался в Майами, завел себе крокодилью ферму.

Джон незаметно разбивает старичка в пух и прах. И, наверное, зря. Потому что, когда он и аргентинец обмениваются прощальным рукопожатием, последний вдруг хватается за сердце и оседает на пол.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Что это с ним? — флегматично интересуется Джон. — Он решил преставиться? Вроде не такой уж старый еще…

Я в ужасе зову стюардов и пытаюсь проверить у старика пульс. Джон просто стоит рядом как изваяние и бормочет что-то в духе: «Все мы смертны».

Вокруг нас быстро воцаряется суета и какофония. Пульс у старичка вроде есть, но мне неспокойно, и я пытаюсь сделать аргентинцу (на всякий случай) искусственное дыхание. Оно не помогает. Старик лежит как бревно и не шелохнется.

— Доктора! Позовите доктора! — кричу я собравшемуся вокруг народу.

Какая-то китаянка выступает вперед и говорит, что она дерматолог. Она отпихивает меня и пытается тоже делать аргентинцу искусственное дыхание. Старичок дергает ногой, а потом снова замирает. Китайская медицина, видимо, ему не подходит.

— О покойнике либо хорошо, либо ничего, — апатично лопочет Джон. — Жизнь — это бокал, который рано или поздно пустеет…

Мне хочется, треснуть его чем-нибудь тяжелым, но мы тут и с одной реанимацией не справляемся, так что я, естественно, сдерживаю свой порыв.

— Нужен массаж сердца, — говорит китаянка и расстегивает на аргентинце рубашку. — Ого, да у нас тут атопический дерматит!

Она отгибает ткань рубашки посильней, чтобы изучить высыпания старичка. Увиденное ее явно не радует.

— Нужны антигистаминные и диета, — говорит дерматолог и качает головой. — Это же надо так себя запустить!

На меня накатывает дурнота.

— Делайте уже массаж, — подгоняю я. — Иначе диета ему не поможет.

Китаянка спохватывается, складывает ладони на груди аргентинца. И тут из кучи людей выбирается хмурая тетя с начесом на голове.

— Ах ты ж стерва крашеная! — орет она на чистом русском. — Отвалила от моего мужика мигом, пока я тебе люлей не навешала!

Китаянка вздрагивает, но явно не понимает, чего от нее хотят.

Тетка с начесом оттаскивает ее от аргентинца и верещит:

— Белов, кончай придуриваться! Ты какого фига тут оргию устроил?

Аргентинец открывает один глаз и обреченно вздыхает.

Тетя с начесом нависает над ним тяжелой скалой:

— Немедленно вставай, кобель старый! Достал уже своими шуточками. Еще одна такая выходка — сразу же поедешь домой, в Смоленск, понял?

— Валь, ну ты чего? — смущенно бормочет «аргентинец» и неторопливо поднимается на ноги, отряхивает брюки. — Что, уже и пошутить нельзя?

Она отвешивает ему подзатыльник, а потом тычками гонит в сторону выхода.

Я с облегчением выдыхаю и поворачиваюсь к Джону. Он вдруг тоже хватается за сердце.

— Эй, ты что удумал? — я невольно перехожу на русский и ищу взглядом китаянку-дерматолога.

Она подскакивает к нам сама и, набрав в рот воды из бутылки, устраивает Джону фонтан. Мой новый приятель сразу приходит в себя.

— Спасибо! — говорим мы с ним одновременно.

Китаянка улыбается и всучивает нам обоим по визитке.

Джон утирается рукавом рубашки, а потом предлагает мне пропустить по стаканчику, чтобы, так сказать, снять стресс. Меня почти трясет от пережитого, потому я и не думаю сопротивляться «тлетворному влиянию запада». Джон берет меня под руку, и мы отправляемся на поиски уютного местечка.

Экскурсия по Неаполю проходит для меня как в тумане. Я немного снимаю, но все через силу, через огромное «не хочу». Со мной такое чуть ли не впервые: я ведь еще тот трудоголик, и обычно работа с ходу поглощает все мои мысли. Однажды я так заработался (снимал горячие источники в Новой Зеландии), что даже забыл про свой день рождения. Родня решила, что я умер, потому что целые сутки не могла до меня дозвониться. Тогда я даже разозлился, что меня отвлекают дурацкими поздравлениями, а сегодня сам не могу собраться.

В голове у меня — Ника. И ее нога. Мне хочется немедленно созвать для них обеих консилиум из лучших докторов. Вызвать медицинский вертолет. Скупить в аптеке все, что хоть как-то можно намазать на ногу. А еще мне хочется самому ухаживать за злючкой: помогать ей принимать душ, переодевать ее в пижаму. Мои губы невольно складываются в улыбку, когда я представляю себе все это в подробностях. Наверное, это странно, но Ника напоминает мне котенка: я бы с удовольствием не спускал ее с рук.

При воспоминании о том, как я нес Нику до каюты, с моим организмом делается что-то странное. И я сейчас не про возбуждение. Оно, конечно, тоже присутствует, но к нему примешивается какое-то непривычное чувство. Оно такое мягкое, теплое…

Нежность?

Я даже вздрагиваю от своей догадки. Вот только такой фигни мне в жизни и не хватало, ага! На спине выступает испарина. И мне немедленно хочется выкинуть Нику из головы. Немедленно. Но она там, похоже, прописалась и затеяла ремонт со сносом несущих стен. Внутри меня все просто гудит от напряжения.