Дело о взбесившемся враче - Андрей Константинов

— Цыгане не иностранцы, они не имеют гражданства! — завопил Груздев и, подскочив к Барахте, двинул ему в ухо.

— Ах ты, падла, — ошалел от возмущения Барахта и, заломив Груздеву руки за спину, принялся молотить его по спине. Полковник Лейкин бросился разнимать своих коллег, но получил по пинку от обоих и, обиженно ворча, отошел в сторону.

— Отставить, — негромко скомандовал неизвестно откуда появившийся зампрокурора Мельничук. Взяв обоих дерущихся полковников за шкирятники, он слегка встряхнул их. — Напоминаю, что по убийству у «Прибалтийской» работает оперативно-следственная бригада из сотрудников УУР, РУБОП и УССМ во главе со Смирновой Ларисой Павловной. — Л арка появилась из-за спины Мельничука и сухо всем кивнула.

— Почему посторонние? — ледяным голосом поинтересовалась она у Езидова, смотря сквозь меня.

— Жди нас вот в том кафе, — шепнул мне Макс.

* * *

Мы выпили по три кружки пива, пока обсуждали, кто может стоять за этим убийством и как правильно действовать.

Битый час Леня Барсов доказывал, что заказать Гиви мог только Жора Армавирский, а Макс Езидов возражал, что это дело рук Деда Омара.

Внимательно прислушиваясь, я старался запомнить, что говорит каждый.

А опер Муравин высокомерно цедил:

«Интересно», «Любопытно» — и каждую минуту переговаривался с кем-то по мобильнику.

— Мне одно непонятно, — встрял я в спор. — При чем тут цыгане-люли? Какое отношение к ним имеют Армавирский и Дед Омар?

— Армавирский ко всему имеет отношение, — заметил Барсов. — На него работают самые разные группировки.

Но Жора так обставляется, что никогда его причастность к бандитам не докажешь.

— Дед Омар тоже не лыком шит, — возразил Езидов. — У него свои бандитские кланы по всему Кавказу и во всей Средней Азии имеются…

— Все-таки Омар! — воскликнул я.

Трое оперов посмотрели на меня с интересом. — Сейчас объясню, — замахал я руками. — Дед Омар — из тех курдов, что исповедуют зороастризм. Зороастризм включает в себя поклонение огню. А киллеры, убившие Гиви, настоящие огнепоклонники — не случайно они три автомобиля подожгли, это ж ритуал такой!

Возникла пауза.

— Володя, ты утомился, — внимательно глянул на меня Езидов.

— Тебе надо отдохнуть, — добавил Барсов.

А Муравин только презрительно хмыкнул.

— И мы тебя очень просим, Володя, не делай глупостей, — наставительно сказал Езидов. — Ваше Агентство нам и так уже сорвало не одну разработку.

— Как только у нас будет информация, мы тут же тебе сообщим! — пообещал Барсов.

Как же, держи карман шире… Но я сделал вид, что поверил. И тепло попрощался со всеми тремя. Даже с придурком Муравиным.

* * *

Выдавать в нашу сводку информацию о причастности цыган-люли к убийству у «Прибалтийской» я не хотел. Интуиция мне подсказывала, что делать это не стоит… В итоге я получил на «летучке» от Обнорского не один, а целых два втыка — за то, что разблокировал дисководы (Спозаранник, сука, написал-таки на меня «телегу»), и за то, что вчера безрезультатно болтался непонятно где. Спорить я не стал, махнул рукой.

А в коридоре Агентства меня дожидался авторитетный предприниматель Рустам Голяк. Три дня назад на него было совершено уже 25-е покушение, и вновь неудачное — десяток пуль прошил его насквозь, не задев ни одного жизненно важного органа. Мы добросовестно отразили этот факт в своей сводке, наша информация прозвучала по нескольким радиостанциям и телеканалам. Но Голяку, очевидно, вновь что-то не понравилось…

— Ага! — закричал Голяк, размахивая костылем. — Вот кто назвал меня в своей заметке бывшим сутенером!

Черт возьми, кажется, действительно назвал…

— Рустам, но мне об этом рассказали в РУБОПе, да ты и сам не скрывал, что контролировал в гостинице работу проституток.

— В РУБОПе сидят такие же ущербные люди, как и в вашем Агентстве! — истерически завопил Голяк. — Вы завидуете мне, моему таланту, моему везению… Вы никогда не задавались вопросом — почему я все время остаюсь жив, почему меня не берут ни пули, ни яды?

Да потому что Господь все видит и решает по справедливости! Я никогда не был сутенером, потому что я не получал от шлюх деньги…

— Ну хочешь, — подошел сзади Обнорский, — мы напишем статью под заголовком: «Голяк — не сутенер»?

— Вы только и можете меня подъебывать, потому что вы ущербные и жалкие лицемеры! — взвился Голяк, едва не рухнул на пол и, пойманный на лету дюжими охранниками, покинул Агентство с криком:

— Вы еще узнаете, кто такой Голяк!

Час от часу не легче… Сидя перед компьютером, я глушил одну чашку кофе за другой. Но мысли витали вокруг вчерашних событий — встреча с Измаиловичем, сгоревший «пассат», разговор с операми в кафе. Если я знаю, где цыгане-люли разбили свой табор, то что мне мешает в очередной раз вспомнить о своей первой профессии — драматического актера? Почему бы не внедриться?… Стоп-стоп, что за бред… Как — внедриться? Прикинуться цыганом-люли, отбившимся от табора?

Вовсе нет. Говорят, цыгане — гостеприимные люди и принимают в свои ряды кого угодно. Был даже фильм такой, «Гаджо», где музыкант в исполнении артиста Бехтерева покидал свою питерскую квартиру-трущобу, бросал работу и уходил в табор. Но то — наши цыгане, ромулы. А эти — таджикские, люли. Наши цыгане их вообще за цыган не считают. Вспомнить, как они с Измаиловичем себя повели… Менты к ним точно не сунутся. Во-первых, весь табор они задержать не смогут — места ни в одном изоляторе не хватит. Во-вторых, те сразу прикинутся, что русского языка не знают. А где у нас найдешь переводчика с люли?

Менты к ним не сунутся. А вот я…

Почему бы и нет! Где страсть актера к переодеванию? Она всегда при мне.

* * *

— Ты спятил, Соболин, — повторяла Аня, доставая из стенного шкафа в прихожей наши старые дачные шмотки. — Ну какой ты бродяга? Посмотрел бы на свой живот. И на щеки — со спины ж видать!

— Ну уж, не так чтобы со спины, — обескураженно оглядел я себя в зеркале. — И потом, я вовсе не бродяга. Просто я поссорился с женой, жить мне негде. Денег на гостиницу нет. И подумал — почему бы в таборе не перекантоваться?

— Ох, Соболин, — вздохнула жена. — Ну а зачем тебе это надо? Давно приключений не было? Вспомни, как тебя нелегкая понесла в клуб к братьям Карпенко. Чем дело закончилось? Больницей. А ты мне здоровый нужен, Володя…

Мне и Антошке.

— Знаешь, Анют, а вот что касается склонности к авантюризму, то еще неизвестно, кто из нас лидирует! Вспомни, как прошлой зимой ты для нас ночную экскурсию в Рыбацкое организовала… Как мы армян освобождали, Жоре Армавирскому зачем-то помогли. Зачем, спрашивается? Он на свободу вышел — и вот, говорят, Гиви Вертухадзе заказал.