Журналюга - дядя Коля

сначала на метро, а потом от «Университета» — на автобусе, теряя драгоценное время.

Примерно через год они поженились, а еще через два расстались навсегда. Любовная лодка, как сказал революционный поэт Маяковский, разбилась о банальный быт. Оба были тогда еще слишком молоды, горячи, не умели уступать и подстраиваться друг под друга. Сначала возникло некое непонимание, пошли размолвки, потом начались претензии, которые со временем переросли в серьезные ссоры… Ну, а дальше — опять в районный загс (но уже в совсем другой отдел) и заявление с просьбой расторгнут брак. Причина — самая стандартная: не сошлись характером.

К счастью, расстались они тихо-мирно — без нервотрепки, скандалов и дележа общего имущества (которого, по сути, нажить просто не успели). Детей тоже не было… А еще через некоторое время он встретил Нину, с которой прожил бок о бок более тридцати лет, до самой ее смерти…

Паша тяжело вздохнул — столько старых воспоминаний навеял ему знакомый вид серых матвеевских пятиэтажек! И чуть было не пропустил нужную остановку. Выскочил из автобуса в самый последний момент, осмотрелся, сориентировался — кажется, ему надо вон в тот новый высотный дом, что возвышается на горке.

Продавец (как понял по телефону Паша, молодой парень) жил в недавно построенной двадцатиэтажной башне. Дом, судя по всему, считался престижным — у лифта сидела консьержка. Бдительная старушка подозрительно посмотрела на школьника (он был в форме) и спросила, к кому он идет. Паша назвал квартиру и имя.

Поднялся на лифте на самый верх, позвонил в звонок. Дверь открыл темноволосый парень лет двадцати пяти. Он тоже недоверчиво осмотрел юного гостя и спросил: «Сколько чего стоит, знаешь?»

Паша уверенно кивнул:

— Колян мне сказал. Двести сам мафон и по червонцу кассеты.

— Ладно, тогда проходи, — пригласил хозяин квартиры.

Паша разделся, вошел в большую комнату, осмотрелся. Квартира была упакована, что называется, по высшему советскому разряду: хрустальная люстра под потолком, мебель — модная венгерская «стенка» темно-вишневого цвета, а в ней — дорогой фарфоровый сервиз (любимая советскими гражданами «Мадонна»), на книжных полках — полные собрания сочинений русских и зарубежных классиков (это тоже важный показатель состоятельности человека и его реальных возможностей), цветной телевизор, в углу — новенький музыкальный центр, судя по всему — японский. Вместо традиционного темно-красного ковра над широкой, низкой тахтой с мягкими, удобными подушками — какие-то абстрактные картины (они только недавно стали входить в моду, вытеснив привычные скучные пейзажи с елочками и русскими березками).

Хозяин принес из другой комнаты «Весну». Да, не новая, юзаная, но во вполне приличном состоянии. «Отец мне из загранки новый японский музыкальный центр привез, — пояснил причину продажи магнитофона, — „Весна“ уже мне больше не нужна. Отдаю, как и сказал, всего за двести целковых. Бери, пока я добрый!»

Паша тщательно проверил магнитофон — вроде бы все работает. И воспроизведение, и запись — всё в норме. Кивнул, достал деньги, отдал. Попросил: «И мне бы еще импортных кассет с записями…» Парень понимающе кивнул и притащил целую коробку — выбирай любую. У Паши от этого богатства аж глаза разбежались — это были настоящие, фирменные кассеты. Но пришлось себя сдерживать — денег уже осталось впритык. Выбрал, как и хотел, три кассеты, рассчитался.

«Ладно, бери в подарок еще одну! — сделал щедрый жест парень. — Дарю! Вижу, что в музыке ты кое-что понимаешь…» Паша поблагодарил, покопался и взял «Иглз». Правде, кроме знаменитого «Отеля 'Калифорния» у «орлов» и слушать-то было особенно нечего, но зато сама эта песня… Настоящий суперхит! И отличный, кстати, долгий, приятный медляк, под который так зд о рово танцевать с красивой девушкой. Плотно прижимая ее к себе…

Паша ностальгически улыбнулся и промурлыкал про себя: «Рады мы вас видеть в „Калифорнии“, гаснет лунный свет, гаснет лунный свет, гаснет лунный свет…» После чего, очень довольный удачными покупками, покинул квартиру. Прямо скажем — ему крупно повезло.

Настроение было самое отличное, и, когда он шел обратно к автобусной остановке, продолжал тихо напевать про себя: «Ждем мы вас в отеле „Калифорния“, лучше в мире нет, лучше в мире нет, лучше в мире нет…» И улыбался грустной, задумчивой улыбкой — снова вспоминал Марину. Это была их любимая песня, под нее они танцевали на свадьбе… Эх, хорошее было время! Но, может, оно еще будет?

Конечно, нельзя дважды войти в одну и ту же воду и не стоит повторять прежние ошибки. Паша не собирался искать встречи с Мариной. Во-первых, ей сейчас всего тринадцать лет, что он ей скажет? Заводить знакомство с ученицей шестого класса? Неправильно поймут.

А во-вторых, самое главное, он сейчас совсем не Пашка Мальцев, а Павел Матвеев. Другой человек — и внешне, и внутренне. Значит, и судьба у него должна быть другой — хотя бы отчасти. Нет, твердо решил для себя Паша, с Мариной — никаких контактов. Пусть она будет счастлива с другим человеком… Нет смысла наступать на те же грабли. Марина, как он знал, вскоре после развода выскочила замуж за какого-то голландца (где только его подцепила?) и уехала на родину мужа. И больше он о ней ничего не слышал. И, если честно, никогда не искал информации… У каждого — своя жизнь.

Так для Паши закончился этот субботний день, полный грусти и ностальгических воспоминаний. А завтра, в воскресенье, он должен быть на дне рождения Майи Киселёвой. Это тоже очень важное, ответственное (но и очень приятное) мероприятие. И к нему нужно тоже как следует подготовиться. Хорошо, что подарки уже есть, не надо ничего больше придумывать, а цветы он, как всегда, купит на Ленинградском рынке. Разумеется, красные розы, пять штук.

Глава 13

Паша шел на день рождение и напевал про себя: «У Светки Соколовой день рождения, ей сегодня тридцать лет, я несу в подарок поздравленья и красивый розовый букет…» Майе Киселевой исполнилось только семнадцать, до тридцати еще, слава богу, очень далеко, но в подарок ей он действительно нес шикарный букет из роз — пять штук, как и хотел. Купил на Ленинградском рынке, отдал три целковых. Но розы того стоили — крупные, плотные алые бутоны, длинные шипастые темно-зеленые стебли… Эх, гулять — так гулять!

Поднялся на лифте на двенадцатый этаж одной из соседних башен-близнецов и позвонил в 67-ю квартиру. Открыла сама именинница — в умопомрачительно красивом, очень идущем ей платье: что-то такое синее с белым, легкое, воздушное, с бантиками и рюшечками… Ну, просто Наташа Ростова на первом в ее жизни балу! Классика! Волосы уложены в высокую, сложную прическу, глаза и губы — слегка накрашены, а пахло от Майи просто волшебно — какими-то пряными, заморскими духами.

Паша искренне поздравил именинницу, вручил розы, коробочку с «Быть может» и набор косметики. Майя вся зарделась от удовольствия: и букет, и подарки ей явно понравились. Подождала, пока гость разденется, и проводила его в большую комнату. Там уже был накрыт праздничный стол: салаты, закуски, нарезки, сыры, мясо, рыба, фрукты и даже две бутылки сухого вина. Видимо, именинница решила отметить свой бёфдей вполне по-взрослому.

На диване сидели и, судя по всему, чувствовали себя не совсем в своей тарелке четверо юных кавалеров (стеснялись, мялись, не знали, куда деть руки). Две девицы (тоже из класса) расположились в креслах и с большим интересом листали женские журналы «Мода» за прошлый год.

Мама виновницы торжества (моложавая, стройная, красивая женщина — понятно теперь, в кого Майя!) хлопотала на кухне, а папа (высокий, солидный мужчина с небольшим брюшком) помогал накрывать на стол. Паша вежливо поздоровался с родителями, пожал парням руки, а девчонкам просто кивнул. Поскольку все сидячие места в комнате были уже заняты, он отошел к книжному шкафу и сделал вид, что рассматривает разноцветные томики за стеклом: немного подписных собраний сочинений, кое-какие неплохие издания, есть, разумеется, и почти вся популярная нынче «макулатурка». В общем, всё, как у всех, — как у большинства советских граждан, собирающих книги не столько для чтения, сколько для престижа: ровные ряды толстеньких томиков (и особенно — ПСС) красиво и «дорохо-бохато» смотрелись на полках модных гэдээровских, чешских. румынских и венгерских «стенок».

Но гордостью этой книжной коллекции, несомненно, являлась очень престижная «Всемирка» — «Библиотека всемирной литературы» в двухстах томах. Ее толстые (и не очень)