Месть палача - Виктор Вальд

И все же эти знамена… Как теперь Гудо отделить от нового символа османов?

«Эти гази пришли мстить также и за своего Шайтан-бея, подарившего им Галлиполь, первую большую землю в Европе», – прикусив губу, подумал Даут.

Еще ночью, у костра он слышал, как один из воинов пересказывал рассказ очевидца смерти «синего шайтана» на ипподроме Константинополя. Воины слушали и вздыхали. Ведь многие из гази были тогда с Сулейманом-пашой в Галлиполе и радостно возвеличивали «господина в синих одежда»: «Шайтан-бей! Шайтан-бей! Шайтан-бей!».

Видели бы они правду. Ту, что видел Даут – правду об огненном змее.

* * *

– Аллаху Акбар[98]! Субхана раббияль-а`ля[99], – прокатилось по выстроившейся лаве, и конница осман тронула с места. Тут же за ней двинулись лучники, а за ними, подгоняемые пехотой, пошли местные поселяне, согнанные и за ночь соорудившие множество штурмовых лестниц.

Вот они, стены усадьбы этого насмешника Мелесия. Не высоки, и всего две башни. Легкая добыча для опытных гази. А за стенами должно быть много чего нужного и важного. И золото, и одежда, и пища, и рабы. А особенно интересует Даута лишенный сана патриарха Каллист. Вот еще одна нежданная, но счастливая ступенька. До самого утра паша тысячи, его сотенные паши и приглашенный ими Даут допрашивали пленных болгар. И вот какую неожиданность они выдали. И вовсе не золото Никифора сейчас волновало бывшего тайного пса Орхан-бея. Десятки планов уже построились в его голове. Один коварнее и умнее другого. Вот только бы захватить Каллиста живым. А там уж…

Как приятно и обнадеживающе начинается этот день!

– Смотрите, смотрите! Они уже готовы сдаться! Они открывают ворота! – раздались радостные возгласы воинов.

Даут привстал на стременах. Действительно на короткое время открылись ворота и из них вышел…

– О, Господи! – и тут же исправился Даут: – О, Аллах! А`уз̇у биллях̇и мина-ш-шайтани-р-раджим[100].

К войску бесподобных гази быстрым шагом приближалось нечто одетое в синие одежды и, в до боли знакомом огромном синем плаще. А за ним спешило тонкое существо, на котором ветер трепетал так же синий плащ.

И случилось странное. Воины потянули поводья, сбивая шаг лавы. Непривычно заметались знамена. Умолк лязг боевого железа. По рядам, вначале тихо, а потом с нарастанием пронеслось: «Синий шайтан! Синий шайтан! Синий шайтан!».

И лава остановилась, стоило этому нечто сбросить с головы огромный капюшон.

И его сразу же узнали:

– Шайтан-бей! Шайтан-бей! Шайтан-бей!

– Заклинаю именем Великого Аллаха! Молчать! – взревел тысячный паша.

Но повинуясь чему-то странному, десятки воинов покинули строй и поскакали навстречу быстро приближающимся людям в синих одеждах. Еще немного и они уже взяли в подвижное кольцо вышедших из крепости. И опять странно и даже уже жутковато. Они не убили этих людей. После короткого разговора они бросились назад к своим, прижимаясь к шеям своих скакунов.

– Это он! Он! Шайтан-бей! – с растерянностью и даже с некоторым ужасом кричали своим братьям возвратившиеся.

Оцепенение охватило войско. О чем сейчас думали храбрые гази. Были ли их души на месте, или опустились в пятки.

– Это не Шайтан-бей! – срывая голос, закричал Даут. – Я собственными глазами видел, как его сожгли. Верьте мне, братья. Наш Шайтан-бей сожжен проклятыми византийцами. Мои уста говорят истинную правду. Клянусь именем Аллаха, Шайтан-бей мертв!

– Он назвал меня по имени! И сказал мне о ране, которую лечил в Измите! – закричал один из возвратившихся воинов.

– И о моей ране он точно все сказал! – воскликнул другой.

– Это точно, тот самый, кто оторвал голову проклятому убийце девушек в Бурсе. Я видел эту казнь. Я видел этого палача. Это лицо, это тело невозможно забыть. О, Аллах! О, Аллах! Если он сожжен, то кого Аллах к нам вернул? – визгливо запричитал третий.

– Кого вернул Аллах? Кого?! Кто это? Кто? – пронеслось по рядам, и стройная лава расстроилась, сбиваясь в испуганные группки.

– Молчать! Трусы! Я именем Аллаха поклялся, что видел смерть Шайтан-бея. Я уверен в этом. Кому как не начальнику тайной службы знать об этом. Этот Гудо… Этот «синий шайтан» испепелен! А этот… Это самозванец! Я зарублю его собственной рукой!

И Даут погнал своего великолепного скакуна на то, что уже пугало и его самого.

Внезапно выступивший пот залил глаза. Почему то стало трудно дышать. От страшного волнения, не попадая в такт скачущего жеребца, Даут с огромным трудом держался в седле. Но рука его была тверда, как и булат его дамасского меча.

С каждым ударом копыта коня Даут приближался к ненавистному самозванцу, к тому, кто грозился этот приятный и обнадеживающий день сделать печальным и бесполезным. Приближался и все более изумлялся. Этот человек в синих одеждах так был внешне похож на Гудо, что при других обстоятельствах мог бы посеять обильные зерна сомнения у невероятно уверенного в его смерти Даута. Но не сейчас, когда за ним наблюдает тысяча бесподобных гази. А их глазами сам владыка Орхан-бей.

– Умри самозванец! Умри жалкое подобие! – поднимаясь в стременах, и высоко занеся меч, воскликнул бывший начальник тайной службы.

Уверенный удар опытного воина должен был отсечь голову и левое плечо самозванца. Но произошло что-то невероятное. Находящееся под ударом тело вдруг растворилось в воздухе, а сам Даут почувствовал, как из-под него выдергивают седло. Только мастерство старого воина позволило ему вовремя освободиться от стремян, и вот уже, закручиваясь в плаще и больно сдавливаясь своими же доспехами, несчастный бывший тайный пес Орхан-бея покатился по выжженной солнцем траве.

Сколько Даут приходил в себя, мог сказать только Аллах. Вначале он услышал, а потом увидел, как мучается его великолепный конь. Лежа на боку, жеребец подтягивал под себя перебитые передние ноги и беспрерывно и жалостливо ржал. А в нескольких шагах от несчастного Даута, опершись на огромную дубовую палицу, в непонятном ожидании, стоял сам дьявол в синей одежде Гудо.

– Даут, – кажется, сам в изумлении произнес этот дьявол, и почему то радостно добавил: – Сам Господь послал тебя ко мне. Вот это милость Всевышнего!

Эта сатанинская радость вскипятила кровь и (слава Аллаху) придала сил. Даут тут же вскочил на ноги и бросился к лежащему в нескольких шагах мечу.

– Остановись, Даут! Ты не можешь не узнать меня. Это же я – Гудо.

– Гудо сожгли на ипподроме Константинополя. Клянусь Аллахом. Я сам это видел. Собственными глазами. И ты отправляйся за ним в преисподнюю! – взревел Даут и бросился с мечом на это синее чудовище.