Столичная романтика: ищу парня попроще - Оксана Алексеева

– Ни за что! – повторила еще решительнее и глянула на Юру со злостью, чтобы больше не осмеливался эту тему поднимать.

Тебе, мой самый главный вражина, я своего Мотеньку не доверю! Придумал тоже, последнюю отдушину у меня отнять! Ты и без того у меня много чего отнял, негодяй вежливый. Это хорошо еще, что Настя мне на пути подвернулась, с ее-то желанием надо мной посмеяться, а так я действительно могла бы вляпаться. И катили бы мы вместе с Мотькой сейчас на юга, оставив в стороне все мечты и планы.

Вероятно, Юра списал мое настроение на описанную проблему, но больше меня не донимал. Я тоже не стремилась общаться. Нам вообще надо прекращать видеться, ведь теперь тому нет поводов. Я делала вид, что не слышу, как официантки рассказывают Юре о том, что на завтра заказали банкет для детского праздника – работницы первый незначительный успех списывали на его вклад в изменение обстановки и новую вывеску, стоимость которой тоже он рассчитал, а шеф наконец-то сподобился приобрести. Юра отговаривался и изображал из себя скромника. Как же, скромник! Знали бы эти восторженные дурочки, какое на самом деле образование он получал. Да он наверняка в пять лет знал, как столики расставлять и входы оформлять, получше, чем сто Сергеев Сергеевичев вместе взятых! Где были мои глаза раньше?! Он же тут всех строил похлеще папы в офисе, но я не видела очевидного.

За сутки мысли мои светлее не стали. Я теперь хорошо понимала, что Юру надо беспощадно вычеркивать из своей судьбы. Нравлюсь же, это заметно. И он мне нравится. А таким образом, да при полном одобрении родителей, и до свадьбы докатимся, сами не заметим. Затем Юра или утащит меня от моего бизнеса на тысячу километров по зюйд-зюйд-весту, или сам этим же бизнесом и займется – вон как умеет из себя господина строить, даже папе глаза затрет до невменяемости. Или я вычеркну его, или он потом вычеркнет меня.

Ужин у Насти оказался приятным и немного вытащил меня из грустных прогнозов. У ее мамы вообще удивительная способность все на свете разбавлять легким щебетанием. После того как она нас закормила до полусмерти, поручила вымыть посуду, а сама побежала в зале пылесосить. И в этот момент Настя сообщила:

– Юра сегодня днем звонил, о тебе расспрашивал.

– И ты только сейчас об этом говоришь? – я нервно взяла у нее очередную тарелку, чтобы вытереть. Но тут же спокойнее переспросила: – Так он тоже всё понял?

– Нет, Марта, вряд ли! – она глядела на меня с иронией. – И это остается самым забавным. Хотя если учесть, что и ты ни до чего сама не доперла, то неудивительно.

– Тогда о чем расспрашивал?

– О тебе. Я же, по его мнению, твоя ближайшая подруга. Вот и спрашивал – есть ли у него шанс, нет ли у тебя интереса к кому-то другому. Насколько я поняла, Юра пытается тактично выведать, как ты к нему относишься, не хочет быть третьим лишним, но к напору готов. Он переживает, чувствует, что ты отдаляешься, и не хочет совершить ошибку. Про цветы спрашивал… ну, какие ты цветы любишь. И, будь уверена, раза три повторил, чтобы я тебе об этом разговоре не сообщала.

Мне было одновременно приятно и дико это слышать. К напору он готов. Это после того, как мне его напор стал без надобности.

– Цветы? А какие цветы я люблю?

– Мне-то почем знать? – Настя пожала плечами и ухватила из мойки следующую тарелку. – Наплела, что ромашки – дешево и сердито, очень вписывается в твой нынешний стиль. Да и какая разница, что я назвала?

– Действительно, никакой, – я вновь помрачнела. – Особенно при условии, что у него никогда не будет возможности дарить мне цветы. Я собираюсь уволиться из кафе и прекратить с ним общение. Я очень рада, что ты мне рассказала, хотя он просил этого не делать.

– С тебя три тысячи, – она передала мне новую тарелку.

– Тысяча и «большое спасибо», – скинула ценник я.

– По рукам. Но рассказала я тебе не только поэтому. Видишь ли, Марта, это всё очень интересно. Я же не только на его вопросы отвечала, но и для себя что-то вылавливала. И руку дам на отсечение, что он не догадывается о твоей семье. Ему просто в голову не пришло пробивать информацию – у него же нет меня, чтобы натолкнуть на эту мысль! Тебе со мной очень повезло, а Юре идею некому подкинуть.

С этим я согласилась молчаливым кивком. Настя уловила краем зрения и продолжила:

– Так вот. Ты для него славная девушка, которая берет не идеальной внешностью, а открытым сердцем. И до сих пор он в девушках с такими природными данными видел только стервозность и ни капли искренности. Не смейся, я сейчас дословно процитировала. Вот я и подумала, не поговорить ли вам с ним начистоту? Это же прямо на судьбу похоже! Вы, два придурка, изображающие из себя не тех, кем являетесь, всё равно друг с другом столкнулись!

– Нет, Настя, моя судьба лежит в другую сторону. Да и не такая я, какой ему представлялась, ты же знаешь.

– Я-то знаю. Юру ждет потрясение поболе твоего. Он-то хоть другой характер не изображал. Но… Ладно, поступай как знаешь.

Этим я и собиралась заниматься. Какие цветы люблю, надо же. Он еще и романтик ко всем своим отелям? Теперь-то мне было все равно – я о себе могла и рассказать, если бы речь зашла. И ничего страшного, если он в ответ скривится и молча уйдет, тоже разочарованный неправильным выбором. Потом узнает обо мне много интересного – светские сплетницы выльют тонны сведений. Юра забудет о ромашках и впишет меня в список стервозных красавиц, в чем будет прав. Тем и закончится история неначавшейся любви Марты Акимовой и Юрия Невского. Плевать. Жаль только, что меня никто больше не выделит из других за «открытое сердце». Нет, не стану ему говорить сама – пусть хоть какое-то время моя самооценка поплавает в этом ощущении.

На следующий день я сразу после института съездила в кафе и уволилась. Сергей Сергеевич был опечален тем, что я нашла другую работу. Но потом, когда разглядел мою машину, перестал сокрушаться – похоже, решил, что его кафе не идет ни в какое сравнение с моей «другой работой». Сим-карту в телефоне сменила – новый номер пока сообщила только Насте и родителям. Про подруг даже не вспомнила, как-то стало сложно называть их подругами. Всё, дело сделано. Пусть забирают себе отельного женишка.

Неделя прошла уныло – я таких в своей жизни и не припомню. Причина была в том, что нечто неуловимо изменилось, однако на старые рельсы все еще не вернулось. Мне было скучно. Пошла с мамой на педикюр, но и это не развлекло. Душа требовала остроты и свежего воздуха. И как я раньше не замечала, что из всех развлечений у меня только институт? Ничего, надо просто подождать и перепривыкнуть.

На обратном пути из салона спросила у матери:

– Может, ты меня в свой фонд пристроишь? Определишь какие-то задачи…

Она в тот день пребывала в отличном настроении:

– Я рада, что ты пришла в себя, Марта. Однако пока откажу. Нет занятия циничнее благотворительных фондов: распили-ка бюджет, собранный жалобными глазками слезливых детишек в социальной рекламе. У тебя характер подходящий, но мы с папой решили, что в тебе хладнокровия и так в избытке. Прости, дорогая.