Итерации Иерихона - Аллен Стил

— О'кей, мы его взяли.

— Ванную проверь!

— Кто-нибудь, найдите выключатель! Свет сюда!

В следующую секунду комната была залита светом от потолочной люстры.

— В ванной никого, сержант! Он здесь один.

— Белл, проверь стол. Нет ли там этой штуки.

Звук сбрасываемых со стола бумаг, щелчок вынутого из дисковода диска.

— Здесь, сержант. Он как раз ее на экране смотрел.

— Нормально. Вы с Тоддом запакуйте процессорный блок. Все диски, что найдете, забирайте. Да, и бумаги прихватите. Коробку найдите где-нибудь.

— Есть, сержант.

— «Ромео Чарли», говорит «Гольф Браво», обнаружена, прием…

— Тихо, парень. Не дергайся.

Мне завели руки за спину и второй раз за вечер затянули пластиковые наручники. Ботинок с меня убрали, но винтовка по-прежнему упиралась в шею.

— Слушай, здесь воняет, как в сортире…

— А чего ж еще ты ждал от репортера?

Заржали.

— Тише, ребята. Десять-четыре, «Ромео Чарли». Помещение проверено. Никого посторонних нет. Десять-пятнадцать. «Браво», «Чарли», прием…

Лежа на полу, я все же повернул голову посмотреть, что сделали с моим столом. Два солдата отключали мой компьютер, один держал процессорный блок, другой отсоединял кабели. Третий нашел пустой картонный ящик и кидал туда рукопись моего романа. Запихнув, схватил телефон, вырвал провод из розетки и сунул туда же в коробку. Правильно — как орудие подрывной деятельности.

— Да что вы тут делаете? — начал я. — Чего это вы…

— Заткнись, — сказал солдат у меня за спиной.

Я его игнорировал:

— В чем меня обвиняют? Что это за…

— Заткнись. — Мне в спину вновь уперся ботинок. — Когда надо будет говорить, мы тебе скажем, понял? А теперь закрой рот.

— Десять-четыре, «Ромео Чарли». Десять-двадцать-четыре, скоро увидимся. «Гольф Браво», конец связи… Так, ребята, давайте отсюда, пока соседи не зашевелились.

Ботинок и винтовка отодвинулись, и две пары рук, схватив меня за плечи, поставили на ноги.

— Шевелись, гад, — буркнул горилла, — а то на бейсбол не успеем.

Если у меня и были какие-то сомнения насчет того, куда мы едем, то после этих слов они исчезли.

Я молча дал себя вывести за дверь. На площадке второго этажа стоял еще один солдат, уперев себе в бок приклад. Ведущая в офис дверь листовой стали была закрыта: кто бы ни отдал приказ о налете, четко указал, что в редакцию «Биг мадди инкуайрер» вламываться не следует. Должно быть, не хочет огласки.

Я все еще не понимал, как им удалось проникнуть в здание, не включив сигнала тревоги. Но на площадке первого этажа стоял еще один солдат, и провода от ПТ у него на ладони вели к пульту. Он-то и взломал защиту и отключил сигнал тревоги. На меня он глянул лишь мельком. Меня вытащили на тротуар.

Гэйер-стрит была пуста, если не считать двух серых «Пираний», стоявших с включенными моторами и турелями водяных пушек, развернутыми к обоим тротуарам. Если есть на свете что-то страшнее двух броневиков, стоящих у вашей двери, — что ж, я надеюсь не дожить до того, чтобы такое увидеть. Но если ВЧР ожидали бунта по поводу ареста дармоеда-репортера, то их ждало разочарование. Тротуары были пусты, и любой, имеющий хоть мало-мальское соображение, притаился у себя дома за шторкой, подглядывая в щелку одним глазом.

Перед двумя «ЛАВ» стоял тягач, и на вилах погрузчика поднимался в воздух «Деймос» Джона. Они прихватывали все, что только могло иметь отношение к делу — компьютеры, автомобиль Джона, телефоны, даже рукопись ненапечатанного романа. Что непонятно, так это то, что копов поблизости не видно. После слета местных талантов у Клэнси по поводу убийства Джона как-то странно, что ни одной патрульной полицейской машины здесь нет, тем более что меня прихомутали явно за кражу маленького компакт-диска из вещественных доказательств.

По спине пробежал холодок, когда до меня дошло: это собственная операция ВЧР. И на самом деле сохранить эту операцию в тайне от полиции Сент-Луиса было для них важнее всего, и командир группы говорил со штабом явно на шифрованной волне.

Солдат открыл задние люки первой «Пираньи», и гориллы-конвоиры впихнули меня в броневик. За ними взобрались еще двое, один прошел на сиденье рядом с водителем, другой влез по лесенке наверх к водяной пушке.

Задние люки клацнули, закрываясь, и два солдата толкнули меня на сиденье. Один устроился рядом, другой — напротив через узкий проход. Положив на колени винтовки, они помолчали, потом один из них полез в карман танкистской куртки за сигаретами.

— Боюсь, не будет ли слишком много — попросить вас не курить, — сказал я. — Здесь несколько душновато.

Они посмотрели друг на друга и заржали. На нагрудных табличках у них было написано: у одного — «Б.МУЛЛЕНС», у другого — «Б.ХЕФЛЕР». Боб и Боб, близнецы-гестаповцы.

— Нет-нет, попросить можно, — ответил Боб Мулленс, прикуривая. По голосу я узнал того, кто приставлял мне винтовку к затылку. — Попросить ты можешь, черт возьми, чего тебе захочется…

Я не стал спрашивать их мнения о медленной и мучительной смерти от рака легких. Мулленс выдохнул мне в лицо струю дыма и одарил меня улыбкой говноеда; но, так как я не прореагировал, он снова откинулся на спинку сиденья.

— Да-а, сыно-ок, — протянул он, — да, ты вляпался в дерьмо по самые уши.

На глубокую мудрость своего партнера Хефлер выдал визгливый смешок:

— И теперь тебя, дядя, за ушко да на солнышко.

Задашь глупый вопрос — получишь типовой дурацкий ответ. Я уставился в стальной пол, стараясь понять, что со мной происходит. Через минуту водитель включил передачу, и «Пиранья» на своих двух ведущих осях под грохот собственных дизелей рванула вниз по улице.

Меня везли за ушко да на солнышко, и не могу сказать, чтобы я очень радовался этому.

Дорога от Суларда до стадиона Буша — проехать по ухабистому Бродвею и еще чуть-чуть, но водитель «Пираньи» был чертовски упорен в своем желании найти в искореженном асфальте каждую яму и проехать по ней на полной скорости. Мои новые приятели Боб и Боб заходились до упаду, глядя, как я пытаюсь сохранить равновесие с наручниками за спиной. Меня швыряло взад-вперед, плечи болели от каждого неожиданного поворота машины или толчка. Им это казалось очень смешным.

Смешно. Как мало надо некоторым для смеха. Кто-то очень жестокий отобрал у этих малышей резиновые мячики и погремушки.

Когда броневик замедлил ход, на кафедральном соборе колокол прозвонил двенадцать раз. Колеса еще раз подпрыгнули, будто «Пиранья» взлетела на бугор, и машина остановилась. Из водительского отсека стукнули в стенку. Мулленс встал, схватил меня за плечо и поднял с сиденья.