Слезы Рублевки - Кирилл Казанцев

И потому непонятен был Матвею вот этот вот «наезд» на трассе. Вот уж действительно — наезд! Но что ни думай, а надо биться, ибо налетчики не отставали.

На ста шестидесяти неизвестные понемногу начали снова настигать его. Это пока не страшно. На ста шестидесяти только дурак осмелится кого-либо зажимать — на такой скорости любое неверное движение может стоить жизни.

Он дал им себя нагнать. Правый автомобиль снова поравнялся с ним, задний подобрался почти под бампер. Сигналят. Матвей чуть придавливает педаль газа еще, дожидается, пока задний снова начинает его подпирать, и на мгновение прикасается к педали тормоза. Нет, не для того, чтобы остановиться — просто хорошо настроенная «лягушка» тут же зажигает красные фонари.

Водитель, что сзади, рефлекторно бьет по тормозам, и его начинает заносить. Некогда за ним наблюдать, Матвей только успевает заметить, как тот дергается, пытаясь удержать машину.

Теперь надо быстро рыскнуть чуть вправо, чтобы сбить с дороги второго. Маневр рискованный. Его стоит проводить тогда, когда у тебя наступает убыстрение сознания. Опытные водители, особенно автогонщики, знают, что такое бывает в критических ситуациях. Тогда ты соображаешь и реагируешь настолько быстро, что все вокруг кажется тебе замедленным.

Однако сейчас это спасительное чувство к Матвею не приходит. Все происходит так быстро, что руки сами дергают баранку туда-обратно. Его машина сваливается вправо и начинает ерзать по дороге — но держится, держится, держится, милая! Зато тот, что летел справа от него, — ему бы прямо держать, и он бы противника «сделал»! — тоже отваливает. Но резко, слишком резко. Слышится удаляющийся визг тормозов, хлопающий звук удара об ограждение трассы, и черный автомобиль замирает у обочины, подняв к небу мятую лысину капота. Второго выносит на разделительную полосу, и он нелепо прыгает по газону, круша свою подвеску и кроша зубы пассажиров…

Вот только Матвей рано радовался. Словно из воздуха — ведь не было же никого на трассе! — прямо перед ним материализовалась третья машина. И подставила ему левое крыло…

* * *

Было еще несколько уже физических нападений на его дилеров. Всякий раз — по-разному. И системы снова на первый взгляд не было.

И в то же время система чувствовалась… И вела она к тому, что дела Серебрякова шли все хуже и хуже. Продажи по-прежнему падали.

Но один случай снял у Серебрякова все сомнения.

* * *

Сергей Лодкин имел уникальный бизнес. По крайней мере, для Перми. Он торговал старинной радио— и звуковой аппаратурой. Конечно, лишь в известном смысле слова. Старинная для сего дня — это 70—80-е годы прошлого столетия. Тогда производители уже ведали, что такое транзисторы. И аппаратуру для широких слоев потребителей — Серега называл их «гражданскими» — выпускали сплошь на кремниевой основе. Но знатоки и тогда, и сейчас понимали прекрасно: такого звучания, какое дает качественный ламповый усилитель, не даст никакой транзисторный.

Для широкой публики, для гражданских, тут все было приемлемо. Мощность, широта, частоты. К тому же с возможностями чисто компьютерной обработки и улучшения звука. Для всех этих попсяр, за которых поет и играет именно компьютер, — самое то. Но настоящие музыканты, специалисты, мнения не меняли — настоящий звук идет только через лампы. Ламповые фильтры даже по объективным, природным, характеристикам давали лучшую полосность звука, чем более современные аналоги. Почему так происходило, сказать трудно. Сергей в этот вопрос глубоко не вдавался. Было, и все.

И Лодкин заказывал такую аппаратуру везде, где только мог. Отыскивал через Интернет, через базы данных музыкантов, через знатоков, через коллекционеров. У него самого была уже вполне солидная база данных, которая, по нынешним временам, сама становилась все более ценным товаром. Если бы он задумался о ее продаже.

Вот только бизнес это был длинный. И слишком дорогой. Сначала соответствующий аппарат надо было заказать. Чаще всего — в Америке. Там довольно бережно относились к подобного рода артефактам. И сохранилось их довольно много. Что, впрочем, не мешало им раздражающе уверенно дорожать: не в одной России специалисты знали цену ламповой аппаратуре.

Заказал — надо оплатить. Это не вопрос, для таких дел у Сергея была фирма-оператор, которая, собственно, и заключала контракты, и проводила платежи через границу. Проблемы начинались потом, когда заказ потихоньку добирался от Аппалачей до Урала, а все это время немалые деньги были выключены из оборота.

Затем — доставка, растаможка, проверка целостности товара. Тут возможны были всякие сюрпризы. Скажем, объявляет некий таможенный деятель, что аппаратура — военного назначения. Чем это грозит обороноспособности России, оставалось неясным, но крови выпить и нервов у него, у Сереги, вымотать по этому поводу — тут возможности необозримые. Тем более что обе стороны прекрасно сознают: речь идет всего лишь о «неформальной» торговой сделке строго между ними. И придирки одного, и упрямство другого всего лишь были плюсами и минусами в формировании цены. Цены выкупа товара. Хотя, впрочем, бывало, проходило и без всяких трений тоже.

Или, например, выяснялось, что некоторых деталей в аппаратуре не хватает. И было совершенно неясно, к кому по этому поводу обращаться. В спецификации есть, а по факту — нет! Американцы не поставили? Возможно, но не докажешь. По их бумагам все правильно. Почтовики руку приложили? Тоже не исключено, хотя пломбы все на месте. Таможня? А черт ее знает, может, и она. Только тоже ничего не докажешь. Да лучше и не доказывать. Правда, и маржу Сергей имел на этом тоже приличную. Потому, собственно, и держался за этот бизнес.

Но для гарантии от случайностей и неприятностей, да просто от нежданных потерь и пауз в доходах взялся он за параллельный бизнес. Через третьи руки, через приятелей столкнулся как-то с вопросом торговли фарфором. Точнее, кто-то был знаком с кем-то, к кому обратился московский поставщик с темой организовать в Перми магазин, чтобы тот входил в сеть дистрибьюторов данного товара. По сути, сказали, речь идет в перспективе о создании филиала московского производства.

Лодкина в городе знали как человека предприимчивого и рискового, готового и способного ввязаться в новое дело, даже если оно попахивает авантюрой. А тут попахивало. Про фарфор Сергей знал только то, что он белый и бьется. Какой-то сервиз — точнее, его остатки — в доме был. Унаследованный еще от матери, которая в свое советское время, как и все интеллигенты, «вложила деньги» в столовый набор.

Да, еще знал Сергей, что в ГДР делали какой-то ценный сервиз под названием «Мадонна». Еще когда ГДР существовала, он как-то поехал туда по туристической путевке. И его поразило, как по прибытии в Дрезден, когда основная часть группы пошла на экскурсию в Дрезденскую галерею и «Грюнес Гевельбе»… где рассматривала великолепнейшие, чудеснейшие вещи, а часть теток чуть ли не с воем сорвалась с места и побежала в какую-то только им известную подворотню. И обратно в автобус они заявились кто с одним, а кто аж с двумя сервизами. Гордые и лучащиеся от удовольствия. Долго еще рассуждали, какое это удачное вложение денег и как дорого можно будет перепродать потом этот товар в Союзе.