Босиком по стразам - Дарья Калинина

Джоан пустилась в объяснения. По ее словам, добра у старого сеньора было немало. Он владел половиной земли в Перу, имелись у него также фирмы и фабрики в самой Лиме. Про магазины, рестораны, медицинские клиники и прочее даже и говорить не приходилось. Но вот кому достанутся эти богатства, сказать было трудно.

– Так или иначе, но на каждого своего ребенка, мальчика, разумеется, по достижении им совершеннолетия сеньор Альма записывал какое-то имущество. Если сын хорошо справлялся с управлением доверенным ему имуществом, то отец мог презентовать ему еще какую-нибудь фабрику или магазин. Но все доходы сын должен был возвращать своему отцу. Сам он получал заработную плату, зачастую совсем не высокую. Не выше, чем получал бы на аналогичной должности в другом месте.

– И был тогда смысл корячиться на папочку?

– Не забывайте, главным для Альма были сыновья преданность и почтительность. Эти качества сеньор Альма воспитывал во всех своих детях сызмальства. Только их он ценил. Хороший сын – преданный сын. Сын, который посмел ослушаться или обмануть своего отца, навсегда изгоняется из семьи, а память о нем стирается.

– Но мы живем в современном мире. Как можно отнять у человека то, что на нем уже записано?

– Как? Через завещание, разумеется. Сын, посмевший запустить руку в запасы своего отца, обмануть его, обсчитав хоть на копейку, должен быть предан смерти.

Ого! В словах Джоан прозвучала такая угрюмая торжественность, что подруги невольно ощутили, как по спине у них пробежали холодные мурашки. Этот сеньор Альма был не только мерзким старым греховодником, он был очень опасным и жестоким человеком, если был способен приговаривать собственных детей к смерти за обман и вполне невинное желание жить лучше.

Впрочем, речь ведь шла только о сыновьях, к дочерям сеньор Альма, можно сказать, был даже добр. Во всяком случае, он их не убивал, хотя и за людей, похоже, тоже не считал. Подруги попыхтели немного о нравах старого мерзавца, да и успокоились. Тем более что они уже подъезжали к нужному им месту, о чем свидетельствовал запах тухлой рыбы и прочих отходов, льющийся в открытые окна машины.

Мигель вышел из машины первым. Обозрел окрестности, потянул носом смердящий разлагающимися отходами воздух и ткнул пальцем в разваливающуюся лачугу, осевшую на один бок:

– Вот в этом доме и жили те ребята.

– Ты уверен?

– Не был бы уверен, не говорил. Ехал, как мне было сказано. Это точно тот самый дом.

– А мой Костя? – немедленно встряла Джоан. – Где он? Эксперты единогласно утверждают, что он тоже был тут.

– Сейчас спросим у соседей, – отозвался Мигель, краем глаза поглядывая по сторонам.

Между тем у подруг закралось сомнение.

– Полицейские уже тут были, но ничего не узнали.

– Только то, что Костя был в этой лачуге.

– С парнем хотя бы хорошо обращались?

Джоан помялась, но все же ответила:

– Полицейские меня уверяли, что крови или других следов насилия ими в доме обнаружено не было.

Мигель кивнул:

– Уже хорошо. А что касается свидетелей, то мы их сейчас найдем.

– Но полицейские… им ничего не удалось узнать.

– То полицейские, а то вы – несчастная мать, ищущая своего ребенка. Не надо забывать, в таких местах живут очень простые и впечатлительные люди. Если вы сейчас перед ними поплачете, а лучше, так и вовсе повоете, вырвите себе клок волос и немножко поваляетесь в пыли, то это будет вам только в плюс.

– Поваляюсь? Повою? А… А это обязательно?

Валяться на грязной земле и выть на глазах местного населения Джоан явно не хотелось. Она была готова ради своего Кости на многое, но где гарантия, что ее выступление пройдет на бис?

– Жизнь у здешних обитателей скучная, – принялся втолковывать ей Мигель. – Уверен, они будут рады любому спектаклю. А уж поучаствовать в нем почтут за честь. С полицейскими они идти на контакт побаивались. Но вы… вы другое дело. Так что плачьте как можно более горько. Вас должно быть жалко, понимаете вы?

Оказывается, Мигель был не только ловкач, но еще и психолог. Джоан кинула на него недоверчивый взгляд, но парень и не думал улыбаться. И тогда она, закрывая лицо руками, опустилась на колени и даже пару раз стукнулась головой о пыльную землю.

– Активней! – прошипел Мигель. – На нас смотрят. Зарыдайте, что вам стоит! Дома белугой выли, а тут…

Вряд ли Джоан поняла, что такое белуга, но она послушно закричала, воздевая руки к небу и напоминая при этом плакальщицу из древнегреческих представлений. Впрочем, не избалованные местные зрители оживились и стали потихоньку выглядывать из окон и даже выходить из домов. А затем и сама Джоан потихоньку вошла во вкус, начала рвать на себе волосы, причитать и снова о чем-то взывать к высокому небу. Она рыдала, кричала, била себя в грудь руками и даже грозила облакам кулаками.

Теперь зрители, а их вокруг было немало, следили за ней, затаив дыхание. Джоан добавила накала, и постепенно зрители осмелели. Они все высунулись из окон и дверей своих лачужек и с явным интересом наблюдали за тем, как хорошо одетая женщина рыдает, лежа на земле. А несколько мужчин начали потихоньку приближаться к безмятежно ожидающему их Мигелю и вскоре сами первыми заговорили с ним.

Это можно было считать победой! Но Джоан, следуя уговору с Мигелем, ни на секунду не прерывала своих стенаний. А Кира с Лесей продолжали приплясывать возле нее, пытаясь утешить страдалицу. Наконец Джоан, якобы без сознания, распростерлась на земле, прислушиваясь к разговору Мигеля с подошедшими к нему жителями этого поселка, кормившегося отбросами со свалки.

В отличие от наших бомжей, живущих поодиночке или семьями из двух взрослых партнеров, из которых один когда-то был женского, а второй мужского пола, в здешнем мягком благословенном климате детишек на свалке было в избытке. И все они также высунули свои замурзанные мордочки. Некоторые были в смешных разноцветных шапочках, у других были припорошенные пылью шевелюры. Но все они выглядели удивительно здоровыми и счастливыми, хоть и жили в страшной бедности, нищете и абсолютно антисанитарных условиях.

Мигель продолжал обсуждение с мужчинами, не забывая подмигнуть детям и послать приветливую улыбку в сторону группы здешних женщин. Все слушали его очень внимательно и, как показалось подругам, сочувственно. Наконец один из мужчин, оглянувшись на своих близких, заговорил в ответ. Мигель внимательно его слушал. Было видно, что полученная информация не состыковывается с тем, что он слышал раньше. Мигель задал мужчинам множество вопросов и всякий раз озабоченно качал головой, поглядывая в сторону Джоан.

– О чем они говорят? – прошептала Кира на ухо Джоан.

– Понятия не имею. Я немного знаю кечуа, но тут какое-то наречие, да и говорят они слишком быстро. Но речь идет о моем сыне – это совершенно точно.