Детство Понтия Пилата. Трудный вторник - Юрий Вяземский

Сам был аккуратным и от каждого солдата требовал образцовой аккуратности в уходе за лошадьми, в содержании амуниции, в поддержании внешнего вида. Встав рано поутру, его солдаты сперва долго чистили зубы, затем тщательно расчесывали волосы, потом чистили лошадей, до блеска надраивали оружие, металлические части обмундирования и упряжи и лишь после этого принимались за завтрак. Сам видел и свидетельствую, что в других конных подразделениях никогда не встречал такой ежедневности и такого внимания к мелочам.

И ни в одной из турм – ни в римских, ни в галльских, ни даже в германских конных отрядах – я не видел таких преданных всаднику лошадей. Их с юного возраста приучали повсюду следовать за наездником, так что во время тренировки или в ходе сражения всадник мог спрыгнуть с лошади, отойти или отбежать от нее в сторону, а конь, словно собака, повсюду следовал за ним, чтобы в любой момент оказаться под рукой. Виг утверждал, что такое воспитание лошадей Марк не сам придумал, а «содрал у нумидийцев», то есть у прославленных всадников великого Ганнибала.

У тех же нумидийцев, как мне объяснили, отец позаимствовал и «тактику двух лошадей». То есть, рядом со всадником, взнузданная и покрытая чепраком (седел у нас не использовали), всегда скакала вторая лошадь. И когда в ходе тренировки или в пылу сражения лошадь под воином уставала, конник в полном вооружении перепрыгивал на вторую и свежую и продолжал на ней работать или сражаться. К тому же, как я уже вспоминал, один конь у всадника был мавританский, а другой – из Уксамы. И на уксамских, на редкость выносливых конях, отрабатывали приемы ближнего конного боя, а на мавританских, менее выносливых, но намного более стремительных и быстрых, пускались в погоню и отрабатывали преследование. А уксамские лошади без седоков скакали следом, так что, если вновь случались рубка и ближний бой, всадник мог снова перепрыгнуть с быстро устающего мавританца на неутомимого уксамца.

Обычно в кавалерии подразделения имеют, как некоторые выражаются, «специализацию». То есть существуют турмы лучников, декурии пращников, отряды копьеметателей и так далее. Марк же обучал своих воинов одинаково хорошо владеть всеми видами оружия: мечами различных форм, всеми разновидностями дротиков, разными пращевыми снарядами (от простого камня до зажигательного ядра). Помню, как возле двухвратной арки божественного Августа (той, что отделяет Бетику от Ближней Провинции), отец устроил военные игры, во время которых его воины демонстрировали свое умение. А по окончании принялся распекать одного своего конника, Марцелла, которого, кстати, весьма ценил за его кавалерийские и воинские способности. И так наставлял: «Пращой безобразно работаешь… Что значит: всадник, а не пращник?! Ставишь себя выше Геркулеса?! Тот был замечательным пращником… Сколько раз повторять вам: настоящий конник – бог войны и, стало быть, универсальный воин! Нет для него «второстепенного» и «недостойного». Недостойно для него только одно – уступить противнику на поле боя. И если ты владеешь пращей хуже балеарского пращника – стыд и позор для тебя и для всей нашей турмы… Не может быть у тебя любимого оружия – ты всеми видами оружия должен одинаково хорошо владеть! Отныне, до самой Галлии, отбираю у тебя меч и дротики. Только со щитом и с пращой будешь работать, пока не научишься, как германец. Потому что конные германцы, я вам объяснял, любят метать камни. И как мы будем выглядеть перед ними, если заранее не подготовимся?!»

Все без исключения всадники Марка умели скакать, отпустив поводья и сражаясь обеими руками. Это Пилат тоже «содрал у нумидийцев». И в ходе тренировок они вообще не взнуздывали лошадей, управляя только ногами. «Ваш враг однорукий! А у вас – целых две руки!» – радостно кричал отец и, потрясая двумя дротиками, пускал своего коня в такой неистовый галоп, на котором и взнузданной лошадью трудно командовать, а Марк ухитрялся резко поворачивать, прыгать через канавы и поваленные деревья, на полном скаку останавливать своего стремительного мавританца.

Стремительность и непредсказуемость в движении – этому он особенно настойчиво и трудолюбиво обучал своих подопечных. Вся турма могла во мгновение ока рассыпаться по сторонам, как это делают мелкие рыбешки при нападении крупного хищника, и также мгновенно и непредсказуемо собраться в стальной кулак, или в острый клин, способный проткнуть и пронзить не только кавалерийский отряд, но и легионные порядки…

Ясное дело, «содрал у нумидийцев» и «слямзил у историков», как уточнял Сервий Колаф.

И, надо полагать, позаимствовал у историков, убедил начальство и ввел в свою турму тех, кого сам называл молодчиками. То были, как правило, юноши. Они считались легковооруженными, хотя получали изрядную конную подготовку. Они садились позади собственно всадников, умели по сигналу ловко и бесстрашно соскакивать на землю и внезапно превращаться в пехотинцев, а потом так же внезапно и по сигналу вскакивать на лошадь позади своего всадника. Находясь на земле, они должны были нападать на вражескую конницу и осыпать ее градом мелких дротиков, почти не целясь, но нанося ей множественные и болезненные раны; кинжалами они должны были подкалывать лошадей и теми же кинжалами добивать упавших на землю всадников. Сидя верхом, они на полном скаку стреляли из луков и метали камни. Когда конники пересаживались на быстрых мавританцев, молодчики, как правило, следовали за ними на уксамцах, чтобы в любой момент прийти на помощь своим старшим товарищам: с наскоку прикрыть их градом стрел или шквалом камней либо, спешившись, мгновенно преобразиться из лихих наездников в самоотверженных легковооруженных, снующих между всадниками с кинжалами и дротиками.

Как мне объяснил Колаф, данный прием отец позаимствовал не у нумидийцев, а у Сципиона Африканца, который подобными юными копьеметателями наводил страх на тяжелую карфагенскую кавалерию. Однако в это, так сказать, историческое заимствование Марк Пилат внес собственные добавления и усовершенствования. Во-первых, у каждого легковооруженного, или молодчика, был свой конник, и именно его лошадей он обязан был защищать в конном бою. Во-вторых, к приемам борьбы, позаимствованным у нумидийцев и мавританцев, Марк Пилат прибавил некоторые уловки, вычитанные им из описаний галльских и германских кавалеристов. В-третьих, молодчикам было обещано, что со временем самые трудолюбивые и успешные из них будут повышены рангом и станут конниками, и им будут подобраны собственные легковооруженные защитники и подчиненные.

Несмотря на жесткую дисциплину и строгую иерархию, царившие в турме отца, Марк Пилат чистил коней вместе с конюхами, во время учений бегал и прыгал вместе с молодчиками, тренировался и состязался наравне с конниками. И радовался, если кто-то превосходил его, обгонял или побеждал в учебном бою; хотя подобное, на памяти Гнея Виттия, никогда не случалось, но Виг-галлекиец утверждал, что изредка кое-кому из солдат удавалось взять верх над своим командиром. То есть четкая субординация в выполнении приказов, а в остальном – совместная еда, общий кров, похожие оружие и обмундирование, мужская дружба и воинское братство на всех ступенях иерархии: турмарион – декурионы – конники – легковооруженные – конюхи.

Такие отношения, как мне сообщили, почти не встречались ни в римских, ни во вспомогательных войсках, где каждый офицер норовил выпятить и подчеркнуть свое командирство, в быту и на учениях, и запросто мог ударить кулаком подчиненного конника, сломать палку о легковооруженного или велеть высечь плетьми провинившегося конюха. От отца же никто даже грубого слова не слышал – ну, разве что едкое и насмешливое замечание, после которого, по словам Гнея Виттия, хотелось сначала со стыда провалиться под землю, а потом тут же исправить свою оплошность.